бы найти в ней малейшего изъяна, но лицо…
Впрочем, женщина всегда остается женщиной. Как и все ее сверстницы, Тоня мечтала о принце, который нежданно-негаданно явится к ней, наденет на ее стройные ножки волшебные башмачки и, глядя на нее, будет влюбленно улыбаться. Она была уверена — он не разочаруется в своем выборе.
Каждое утро Тоня спускалась в лифте с восьмого этажа и бойко, с надеждой, тук-тук-тук-тук высокими каблучками, шагала к троллейбусной остановке.
После работы, грустно постукивая каблучками, она торопилась в свою маленькую комнату на восьмом этаже, где ее никто не ждал. В тайниках ее сердца уже зрело горькое опасение, что сказочный принц ненароком завернул к другой Золушке, а она так и не дождется его…
Сегодня у Тони было приподнятое настроение. Ей приснился хороший сон. Она его не помнила, но на душе теплилось предчувствие удачи, неожиданной радости. Перед работой она особенно тщательно причесалась, сделала укладку, чтобы смягчить слишком несообразные, угловатые черты лица, придать им хоть каплю женственности. Довольная, оглядела себя в зеркале.
«Слава богу, — решила Тоня. — С этой прической я не так похожа на индейца — предводителя воинственного племени каманчей».
Как видно, скромная девушка не была лишена чувства юмора. Она надела на всякий случай лучшее шерстяное платье голубого цвета, плотно и красиво облегающее ее безупречную фигуру, захватила элегантную белую сумку и захлопнула за собой дверь. Тук-тук-тук — весело застучали каблучки по площадке.
Выйдя на яркий солнечный свет, она зажмурилась, улыбнулась от удовольствия и заметила неподалеку жильца из своего подъезда — они частенько случайно сталкивались именно в парадном или у лифта, и он, почтительнейше и даже будто бы чуточку робея, кланялся ей.
Она охотно кивнула ему и вся, полная молодого задора и неосознанных надежд, устремилась вперед. Как-то мельком, краешком ума посочувствовала бедняге и тут же забыла о нем. Он был рыцарски галантен, всегда безупречно одет, скромен, но… слишком уж маленький, словно лисенок.
Они не были знакомы, но, как добрые соседи, с некоторых пор стали здороваться. Инициативу проявил он, и она, разумеется, чуткая ко всякому вниманию, охотно откликнулась на обычную вежливость, хотя и не придавала ей никакого значения. Однажды она заметила, что он носит туфли на непомерно высоких каблуках, и в ее душе шевельнулось подобие материнской жалости.
День выдался чудесный во всех отношениях. Во-первых, из института сообщили, что она переведена на четвертый курс. Тоня была студенткой вечернего отделения планово-экономического факультета. Во- вторых, пришло письмо из Ялты от приятельницы по работе — взбалмошной ярко-рыжей девчонки, которая восторженно описывала свой успех у поклонников. В-третьих, Тоня получила квартальную премию. В виде шутки ей вручили целиком пятидесятирублевую купюру. Все мило улыбались, а Тоня чувствовала себя именинницей.
Домой она возвращалась окрыленная и почти счастливая. В троллейбусе, расплачиваясь за проезд, как бы невзначай вытащила из сумки новенькую зеленую хрустящую бумажку и тут же спрятала. Ее лицо размягчила мимолетная добрая улыбка.
Она поспешно, будто провинилась, подняла глаза. И замерла, не в силах шевельнуться. Это казалось непостижимым. На нее внимательно смотрел явившийся из ее грез принц. Это был Юраша… Купюра в пятьдесят целковых вызвала у него необыкновенный прилив всех душевных и физических сил.
Из-под ворота модной, спортивного покроя серой куртки виднелся желтый шелковый бант. Тоня успела заметить — у него тщательно отглажена складка брюк и штиблеты отполированы до глянца.
Но глаза… Ах какие это были глаза! Сколько блестело в них неподдельного восхищения, обжигающего чувства, прямо-таки кипящей страсти! Тоня понимала, что неприлично смотреть, не отрываясь, в лицо незнакомому молодому мужчине, но не в силах была опустить взгляд. Все условности разом потеряли всякое значение, куда-то отступили, уменьшились до микроскопических размеров и исчезли.
Она все-таки принудила себя отвести взгляд. Сомнений быть не могло — это он. Ее удача. Ее находка. Ее самый крупный выигрыш. Такое бывает лишь однажды. Она боялась, он заметит ее смятение.
Юраша обхватил пальцами никелированный поручень спинки сиденья рядом с ее рукой. Его теплый палец коснулся ее пальца. Она не могла отодвинуть свою руку хотя бы на миллиметр. Неожиданно ее охватило отчаяние, в сердце ударила слепая, безысходная тоска. Сейчас он уйдет, и мираж исчезнет. Все кончится. Все. Все. Но он не уходил и продолжал столь же ласково и даже влюбленно смотреть на нее. Кажется, он чуть-чуть косит. Ну да это не беда. Это даже хорошо, порадовалась она, так как немного выравнивает их.
Приближалась ее остановка. Смущенно, застенчиво, с какой-то безнадежной грустью она попросила:
— Разрешите пройти…
— Я тоже выхожу, — улыбнулся молодой человек и продолжал радостным, проникающим в самую душу голосом: — Какое удачное совпадение!
Они вышли из троллейбуса, он пошел рядом. У него была уверенная походка. Тоня знала, сейчас он заговорит, и напряглась в ожидании. Однако он проявил такт, не задавал обычных при уличном знакомстве нелепых вопросов, а сказал мягко и не навязчиво, как будто продолжал дружеский разговор:
— Меня уже не удивляют неожиданные совпадения. Они бывают на каждом шагу. Представьте: мы едем в одном троллейбусе, идем в одну сторону и, вполне возможно, живем в одном доме. Во всяком случае, мне кажется, я вас уже где-то видел.
— Вам так кажется, — она кокетливо стрельнула глазами.
— Возможно, — вежливо согласился Юраша. — Все возможно. За последние десять лет я столько ездил по свету, что уже отвык удивляться.
— Ой как интересно! — скромная, сдержанная девушка пыталась подражать своей легкомысленной подруге, которая вояжировала сейчас в Ялте в поисках приключений.
— Да, это так. Гонконг, Венесуэла, Конго, Бразилия, Лазурный берег. Нисколько не хуже, чем все восемь чудес света… — Юраша бессовестно подражал Алику.
Между тем она завернула за угол большого серого дома. Он уверенно следовал рядом. Если говорить по чести, в его голосе звучала некоторая неестественность, когда он похвалялся виденными чудесами. «Ну да, — посчитала Тоня, — мужчине простительна такая маленькая слабость».
Они подходили к ее дому.
— Я живу здесь, вот в этом подъезде, — с плохо скрываемым вызовом сказала она, махнув рукой.
Он, пораженный, уставился на нее:
— Неужели? Как? Ведь я… Как это здорово!.. Я тоже живу в этом самом подъезде — настоящий кинофильм!
— В какой квартире? — спросила Тоня, не в силах скрыть ликования.
— Сейчас узнаете.
Вот так, оживленно болтая, они приблизились к ее подъезду, и она, подходя, обронила: «Добрый вечер», — отвечая на почтительный поклон мужчины-подростка.
Тот одиноко стоял у подъезда, и лицо у него почему-то стало ужасно расстроенным.
Они зашли в лифт. Тоня немного возбужденно спросила:
— Вам какой?
— Нажимайте, — дружелюбно кивнул попутчик, — мне выше.
Юраша внимательно и как-то даже удовлетворенно смотрел на нее, и она еще раз отметила, что он очень мил. Сердце ее замирало: она, несомненно, понравилась ему. Только вот смотрел он уж как-то слишком пристально, если не сказать странно. Лифт между тем плавно тронулся с места и медленно пополз от этажа к этажу.
— Только, прошу вас, не волнуйтесь, пожалуйста, — вдруг заговорил Юраша каким-то клокочущим, пугающим голосом, и взгляд его из нежного стал сначала непроницаемым, потом отсутствующим, потом пепельно-металлическим, потом беспощадным, как лезвие ножа.
— Ой! — слабо вскрикнула она. — Что с вами?
— Ничего, ничего, я же сказал, пожалуйста, не волнуйтесь. И не кричите, — быстро говорил Юраша, проворно хватая цепкими пальцами ее сумочку. — Я ничего плохого не сделаю. Посмотрю, и все…
