Родерик уже вылезал из машины, но, услышав ответ Брима, застыл на месте.
– Что?! Ее в пивной нет?
– Обстоятельства, сэр, – невнятно забормотал Брим. – Вмешались неподвластные мне обстоятельства, – и, махнув рукой, он показал на прислоненный к стене велосипед. С оси переднего колеса криво свисала спущенная шина. – Качество резины оставляло желать лучшего, в связи с чем…
– Где она?
– По прибытии на станцию, после того как я пробежал милю с четвертью, я обнару…
– Где она?
– Уже там, – виноватым голосом ответил Брим. – В усадьбе.
– Садитесь в машину, по дороге расскажете.
Брим примостился на откидном сиденье, шофер стал разворачивать машину.
– Гони вовсю! – приказал ему Родерик. – Говорите, Брим.
– Приступив к обеду в данной пивной, я получил по телефону указание от начальника участка в Камбер-Кросс и ровно в одиннадцать пятьдесят выехал на велосипеде в направлении железнодорожной станции Анкретон-Холт.
– Хорошо, понятно, – перебил Фокс. – И у вас спустило колесо.
– Да, сэр, в одиннадцать пятьдесят одну. Я осмотрел поврежденную шину и пришел к выводу, что дальнейшее продвижение на велосипеде невозможно. В связи с чем побежал бегом.
– Судя по всему, вы бежали недостаточно быстро. Разве вы не знаете, что сотрудник полиции обязан всегда быть в хорошей спортивной форме? – сурово сказал Фокс.
– Я бежал со скоростью одна десятая мили в минуту, сэр, – с достоинством ответил Брим, – и прибыл на станцию в двенадцать ноль четыре, а поезд ушел в двенадцать ноль одну, и дамы в двуколке были еще в пределах видимости: двуколка удалялась в сторону замка Анкретон.
– Дамы? – переспросил Родерик.
– Их было две, сэр. Я попытался привлечь их внимание, для чего повысил голос, – но безуспешно. Тогда я направился назад в пивную и по дороге подобрал мой велосипед, создавший этот ситюасьон терибль[32].
Фокс тихо чертыхнулся.
– О случившемся я тут же сообщил по телефону начальнику отделения. Он меня обругал, сказал, что сам позвонит в усадьбу и попросит означенную даму вернуться. Однако она не вернулась.
– Конечно, – сказал Родерик. – Будет она его слушать, как же!
Машина въехала в большие ворота, и дорога, петляя сквозь рощу, пошла вверх. На полпути к вершине холма они поравнялись с большой группой марширующих и поющих детей – тут была вся школа, – которыми командовала помощница Каролины Эйбл. Пропуская машину, дети сошли на обочину. Панталоши среди них вроде бы не было.
– Обычно они в это время на прогулку не ходят, – заметил Томас.
Наконец огромный дом был перед ними, и, въехав в его тень, машина остановилась.
– Если хотя бы здесь обошлось без накладок, то она должна быть в школе, – сказал Родерик.
– Вы о ком? – встревожился Томас. – О Каролине Эйбл?
– Нет, слушайте внимательно, Анкред. Мы сейчас пройдем прямо в школьное крыло. Через боковой вход. А вы идите в дом через главный вход и, пожалуйста, никому не говорите, что мы приехали.
– Хорошо. Но, признаюсь, я не совсем понимаю…
– Да, все это очень запутанно. Ну идите же, идите.
Томас медленно поднялся по ступенькам, толкнул массивную дверь, и они увидели, как он секунду помедлил в полутемном вестибюле. Потом Томас повернулся, дверь захлопнулась и скрыла его от их глаз.
– Итак, Фокс, вперед. Думаю, нам лучше всего сразу сказать, что мы просим ее поехать с нами в Лондон для дачи показаний. Если она откажется, будет сложнее, и придется предпринять следующий шаг. Давайте-ка заедем с той стороны.
Машина развернулась и, подъехав к западному крылу замка, остановилась напротив небольшой двери.
– Томпсон, вы и Брим будете ждать в машине, вон там. Если понадобитесь, позовем. Фокс, пошли.
Они уже входили в дом, когда Родерик услышал, как кто-то его окликнул. Со ступенек главного входа спускался Томас. Увидев, что Родерик и Фокс обернулись, Томас помахал рукой и бегом помчался к ним; его пальто хлопало на ветру.
– Аллен! Аллен! Стойте!
– Что такое? – буркнул Родерик.
Пока Томас добежал до них, он запыхался. Тяжело дыша, он беспомощно схватил Родерика за отвороты пальто. В лице у него не было ни кровинки, губы тряслись.
– Это какой-то кошмар! Соня там, в школе, ей ужасно плохо. Уитерс говорит, ее отравили. Говорит, она умирает.
