– Тут у вас под стеклом эта страшноватая книжечка… Книги моя слабость, так что, извините, я не удержалась и открыла витрину. Надеюсь, это разрешается?
– Да, конечно. – Миллеман посмотрела на витрину. – А что за книжка?
– Как ни странно, про бальзамирование. Она очень старая. Думаю, представляет собой немалую ценность.
– Возможно, мисс Оринкорт потому ею и заинтересовалась, – сказала Миллеман и с презрительным видом самодовольно проследовала к камину.
– Мисс Оринкорт? – переспросила Агата.
– На днях я зашла сюда, смотрю, она читает какую-то книжицу. А когда меня увидела, сразу положила ее в витрину и захлопнула крышку. Вы бы слышали, с каким грохотом! Удивительно, что стекло не разбилось. Должно быть, вы как раз про эту книжку говорите.
– Да, вероятно, – кивнула Агата, торопливо пересматривая свои и без того хаотичные впечатления о мисс Оринкорт.
– Папочка сегодня не в лучшей форме, но все же спустится к столу, – сообщила Миллеман. – Вообще-то, когда ему нездоровится, он ужинает у себя.
– Мне бы не хотелось, чтобы наши сеансы его слишком утомляли.
– В любом случае он ждет их с нетерпением и, я уверена, постарается позировать каждый день. В последнее время ему намного лучше, но иногда он слишком возбуждается, – последнее слово Миллеман произнесла как-то двусмысленно. – Он, знаете ли, натура очень тонкая и чувствительная. Анкреды, я считаю, все такие. Кроме Томаса. Мой бедняжка Седрик, к несчастью, тоже унаследовал их темперамент.
На это Агате сказать было нечего, и она с облегчением вздохнула, когда в гостиную вошли Поль Кентиш и его мать, а следом за ними – Фенелла. Баркер внес поднос с хересом. В зале раздался необычайно зловещий удар гонга.
– Кто-нибудь видел Седрика? – спросила Миллеман. – Хорошо бы он не опоздал.
– Десять минут назад он был еще в ванной, – сказал Поль, – я из-за него не мог туда попасть.
– О господи, – Миллеман покачала головой.
В комнату вплыла разодетая в пух и прах мисс Оринкорт, в выражении ее лица странным образом сочетались обида, торжество и агрессивность. За спиной у Агаты кто-то сдавленно ахнул, и, повернувшись, она увидела, что взоры Анкредов прикованы к бюсту мисс Оринкорт.
Бюст был украшен большой бриллиантовой звездой.
– Милли… – пробормотала Полина.
– Ты тоже увидела? – тихо прошипела Миллеман.
Мисс Оринкорт прошла к камину и положила руку на мраморную полку.
– Надеюсь, Нуф-Нуф не будет опаздывать, – сказала она. – Есть хочу – умираю. – Критически оглядев свои ярко-розовые ногти, она поправила бриллиантовую брошь. – Хорошо бы выпить.
На это заявление никто не ответил, только Поль смущенно откашлялся. Из зала донеслось постукивание палки.
– Вот и папочка, – нервно сказала Полина, и все Анкреды зашевелились. «Прямо как перед появлением августейшей особы», – отметила про себя Агата. В воздухе повисло настороженное ожидание.
Баркер распахнул дверь, и в гостиную, словно ожившая фотография, медленно вошел сэр Генри Анкред в сопровождении белого кота.
III
Говоря о сэре Генри Анкреде, нужно прежде всего отметить, что в собственный образ он вживался с наводящей оторопь виртуозностью. Красив он был невероятно. Волосы – чистое серебро; под тяжелыми бровями пронзительно-голубые глаза. Царственно выдающийся вперед нос. Под ним густые белоснежные усы, закрученные наверх, дабы оставить свободным доступ к устам великого актера. Четкий выпуклый подбородок, украшенный эспаньолкой. Одет сэр Генри был так, словно модельеры специально разработали этот костюм для публичных показов: бархатный вечерний сюртук, старомодный высокий воротничок, широкий галстук и висящий на длинной ленте монокль. «Даже не верится, что это человек из плоти и крови», – подумала Агата. Шел он медленно и опирался – но отнюдь не наваливался – на черную с серебром трость. Она для него не столько опора, сколько аксессуар, догадалась Агата. При своем чрезвычайно высоком росте он, несмотря на возраст, держался прямо.
– Папочка, это миссис Аллен, – сказала Полина.
Агата подошла поздороваться. «Так и тянуло сделать реверанс, – рассказывала она впоследствии Родерику. – Еле с собой совладала».
– Значит, это и есть наша знаменитая художница? – Сэр Генри взял ее протянутую руку. – Очень рад.
Он задержал ее руку в своей и внимательно посмотрел на Агату. На миг она представила себе молодого Генри Анкреда в зените славы и поняла, как, наверно, таяли женщины, когда он вот таким же взглядом смотрел на них с высоты своего роста.
– Очень рад, – повторил он с интонацией, тонко намекавшей, что его радует не только ее приезд, но и ее внешность.
«Ну-ка, притормози, голубчик», – подумала она и убрала руку. А вслух вежливо сказала:
– Надеюсь, что сумею порадовать вас и своей работой.
– Не сомневаюсь. – Сэр Генри галантно поклонился.– Не сомневаюсь. – У него, как вскоре поняла Агата, была привычка повторять одну и ту же фразу дважды.
