ограждение, закрою магазин и выступлю с заявлением, разоблачающим и развенчивающим всю эту затею.
– Меня поражает, мисс Эмили, почему вы, собственно говоря, так лютуете? Разумеется, вас отталкивает неизбежная вульгарность, присущая…
– И это тоже. Но еще больше – эксплуатация родника в целях наживы. А в основном все дело в том, что мне самой довелось соприкоснуться с этим обманом в лице моей любимой подруги, у которой обнаружили злокачественную опухоль и которую совершенно, да, да, совершенно убедили в том, что она излечится на острове. А дальше было жестокое разочарование, горькая досада и смерть – все это повлияло на меня самым страшным образом. Я скорее сама умру, чем получу малейшую выгоду от еще одной подобной трагедии.
– Теперь я вас понял, – кивнул Аллейн после недолгого молчания.
– Но не поняли, почему я обратилась за помощью именно квам. Так вот, я написала письмо майору Бэрримору, управляющему гостиницей, в котором сообщила ему о своем решении. А также поставила в известность о намерении посетить остров и посмотреть, каким образом это претворяется в жизнь. К тому же я известила владелицу магазина, некую мисс Элспет Кост, о том, что ей необходимо поразмыслить о своей будущности. Я сообщила ей, что если она не хочет превратить свой магазин в обычное заведение подобного рода, если не перестанет наживаться на роднике и не откажется от этой нелепой затеи с фестивалем, который широко рекламируется в печати, то я даю ей три месяца сроку на свертывание дела.
– Майора Бэрримора и мисс Кост, должно быть, всполошили ваши письма.
– Судя по всему, до такой степени, что они лишились возможности на них ответить. Письма я отправила неделю назад. И никакого официального уведомления о получении до сих пор не имею.
– А неофициальное?
– Судите сами.
Она вручила ему несколько листков.
Их было пять. Взглянув на них, Аллейн подумал: «Не так уж все и просто». Это были разлинованные листки из ученической тетради, на которые наклеили вырезанные из газет буквы. На первом целая вырезка из газеты, с перечислением случаев исцеления родниковой водой. Он узнал по шрифту «Лондон сан». Под вырезкой – предложение из «отдельных слов, тоже позаимствованных из газет.
– Что ж, занятная коллекция, – отметил Аллейн. – Когда вы их получили?
– Они приходили одно за другим в течение последних пяти дней. Первое, вероятно, отправили сразу же по получении моего письма.
– Вы сохранили конверты?
– Да. На них стоит штемпель Порткарроу.
– Можно взглянуть?
Она показала ему пять дешевых конвертов. Адрес на них был тоже составлен из газетного шрифта.
– Я могу их взять? Вместе с письмами?
– Ради бога.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Нет, мне некого подозревать.
– Кому известен ваш лондонский адрес?
– Майору Бэрримору.
– Минуточку… «Форекаст-стрит, 37». Все это целиком вырезано из газеты. Шрифт мне незнаком.
– Вероятно, это взято из местной газеты. Из того номера, в котором сообщалось о получении мной наследства.
– Да. Скорее всего, так оно и есть.
Аллейн попросил у мисс Эмили большой конверт и положил в него все письма.
– Когда вы туда едете?
– В понедельник, – как ни в чем не бывало сказала мисс Эмили. – Это решено.
Аллейн сел рядом и взял ее руки в свои.
– Моя дорогая мисс Эмили, – начал он. – Пожалуйста, прислушайтесь к тому, что я вам скажу, и, если не возражаете, по-английски.
– Разумеется, я вас внимательно выслушаю, раз уж я прибегла к вашему профессиональному мнению. Что касается английского, пусть будет так, коль вы предпочитаете на английском. Enfin, ence moment, on ne donne pas une lecon de francais.[2]
– Вы правы, у нас скорее урок благоразумного поведения. Мисс Эмили, я ни на секунду не могу представить себе, чтобы эти угрозы кто-нибудь попытался осуществить на деле. Скорее всего, они рассчитаны на то, чтобы вас запугать. Если же не удастся, то, вероятно, на этом все и закончится. Тем не менее эти бумажки свидетельствуют о том, что у вас на острове есть враг. Если вы туда поедете, то спровоцируете нежелательную реакцию.
– Я полностью отдаю себе в этом отчет. И если этот человек надеется на то, что меня можно
