земли. Но если султан пожелает стать рабом немцев, тогда ему и его людям, возможно, позволят жить.
На рассвете султан присылает ему дары, в том числе 36 голов скота. «Тогда я убедил себя даровать ему договор, согласно которому он подчинялся немецкому господству».
С помощью этого нового вооружения колониальные захваты стали обходиться беспрецедентно дёшево. Затраты в основном ограничиваются патронами, необходимыми для убийства.
Немецкое правительство назначило Карла Петерса управляющим всех захваченных им территорий. Однако весной 1897 года он был доставлен на суд в Берлин. Процесс по делу Петерса вызвал скандал и получил широкое освещение даже в британской прессе. Его признали виновным в убийстве чернокожей любовницы. Но что действительно было подвергнуто осуждению — это не её убийство, а сами сексуальные отношения с ней. Бесчисленные убийства, совершённые Петерсом во время его завоевания немецкой колонии в Восточной Африке, воспринимались как нечто должное и остались безнаказанными.[30]
Новое поколение оружия — многозарядное — не заставило себя долго ждать. В 1885 году француз Поль Виль изобретает нитроглицерин, который при взрыве не дымит и не оставляет пепла, что означало для солдат возможность остаться незамеченными после выстрела. Большая взрывная сила и нечувствительность к влаге были другими его преимуществами. Возможное теперь уменьшение калибра с мушкетных 19 мм до 8 мм значительно увеличивало точность стрельбы.
Наконец, вместе с бездымным нитроглицерином приходит и пулемёт. Хайрам С. Максим запускает производство лёгкого в транспортировке и стреляющего со скоростью 11 выстрелов в секунду автоматического оружия. Но британцы обеспечивают свои колониальные войска автоматическим оружием ещё раньше. Оно применялось уже против ашанти в 1874 году и в Египте в 1884 году.
Примерно в то же время, с применением в металлургии бессемеровского метода и других новых технологий, сталь становится столь дешёвой, что оказывается возможным её использование в широкомасштабном производстве оружия. В Африке и Азии, с другой стороны, местные кузнецы более не могут копировать новое оружие, поскольку не располагают необходимым для этого материалом: промышленно произведённой сталью.
В конце 1890-х годов винтовочная революция была завершена. Пехотинец любой европейской армии мог теперь вести стрельбу из положения лёжа и незаметно для противника, в любую погоду, со скоростью 15 выстрелов за 15 же секунд по целям на расстоянии до километра.
Новые гильзы были особенно хороши для использования в тропическом климате. Но на «дикарей» пули не всегда воздействовали желаемым образом, поскольку нередко они продолжали атаковать даже после 4–5 попаданий. Разрешением проблемы оказалась пуля «дум-дум», названная так в честь местечка Дум-Дум под Калькуттой, где находился завод по их производству, и запатентованная в 1897 году. При попадании свинцовое ядро пули «дум-дум» взрывало свою оболочку и наносило жертве обширные болезненные и долго не заживающие раны.
Использование пули «дум-дум» в конфликтах между «цивилизованными» странами было запрещено. Они были зарезервированы для охоты на крупного зверя и для колониальных войн.
Весь этот новый европейский арсенал — канонерки, автоматическое оружие, многозарядные винтовки, пули «дум-дум», — прошёл проверку в 1898 году битве при Омдурмане против численно превосходящего и очень решительного противника.
Одним из самых больших энтузиастов-живописателей войны, Уинстон Черчилль, позднее лауреат Нобелевской премии по литературе, служил тогда военным корреспондентом газеты The Morning Post. Он описал битву в «Моих ранних годах» (My Early Life, 1930), первом томе своей автобиографии.
«Мы никогда не увидим больше ничего подобного битве при Омдурмане, — пишет Черчилль. — Это было последнее звено в длинной цепи тех волнующих конфликтов, чьё яркое и величественное великолепие придавало войне так много блеска».
Благодаря пароходам и только что проложенной железной дороге, даже забираясь в глубь пустыни, европейцы не испытывали недостатка в обеспечении любым снаряжением и припасами. Черчилль описывает:
… множество заманчиво поблёскивающих бутылок с вином и большие блюда с консервированным мясом и разносолами. Это великолепное зрелище, как по волшебству возникшее посреди пустыни в преддверии битвы, наполнило моё сердце такой полнотой благодарности, которую редко испытываешь, благодаря Господа за насущный наш хлеб.
Я атаковал мясо и холодные напитки с предельной сосредоточенностью. Состояние духа у всех было превосходным, настроение отличным. Всё напоминало праздничный обед перед скачками в Дерби.
«Неужели сражение действительно состоится?» — спросил я.
«Через час или два», — ответил генерал.
Черчилль подумал, что это «подходящий момент для полной жизни» и решительно приступил к еде. «Конечно, мы победим. Безусловно, мы сокрушим их».
Но в тот день столкновения так и не произошло. Вместо этого все сосредоточились на приготовлениях к ужину. К берегу причалила канонерка, и офицеры, «облачённые в безукоризненно белую форму», спустили с борта большую бутылку шампанского. Чтобы принять драгоценный дар, Черчилль зашёл в воду по колено и, завладев им, торжественно доставил бутылку к общему столу.
«Такого рода война была полна захватывающего возбуждения. На Мировой войне всё обстояло иначе. А в те времена никто и не думал, что его могут убить.
В ту навсегда ушедшую беззаботную пору для немалого числа участников малых войн, что вела Британия, опасность смерти была лишь азартной составляющей некой великолепной игры».
К несчастью, британцев нередко лишали возможности сыграть в эту великолепную игру. Их противники очень скоро уяснили себе, что биться против современного оружия бессмысленно. Они успевали сдаться до того, как британцы могли получить удовольствие от их истребления.
Лорд Гарнет Уолсли, командующий британскими войсками во время первой войны с ашанти в 1874– 1876 годов, встретил сопротивление, чему был несказанно рад: «Лишь на своём опыте можно пережить всю пронзительность того чувства, и даже предчувствия, исступлённого восторга, что дарует тебе атака на врага… Все остальные ощущения так же невнятны, как звяканье дверного колокольчика в сравнении с боем Биг-Бена[31]».
Вторая война с ашанти 1896 года не предоставила возможности такого рода переживаний. В двух днях маршевого хода от столицы, Кумаси, Роберт Баден-Пауэлл, командующий войсками авангарда и будущий создатель движения бойскаутов, встречает парламентёра противника, предлагающего ему принять безусловную капитуляцию.
К своему разочарованию, Баден-Пауэлл так ни разу и не выстрелил по туземцам. Чтобы вызвать враждебные действия, британцы шли на крайние провокации. Король ашанти Премпех и вся его семья были арестованы. Коля и его мать заставили подползать на четвереньках к ногам британских офицеров, восседавших на постаменте из ящиков с банками бисквитного печенья, и выражать им свою покорность.
В «Сердце тьмы» Арлекин описывает обыкновение туземцев приближаться к своему идолу Куртцу не иначе, как подползая на четвереньках. Марлоу переполняется возмущением. Он отшатывается и начинает кричать, что не желает ничего знать о практике церемоний приближения к мистеру Куртцу. Сама мысль о подползающих вождях кажется ему ещё более невыносимой, чем вид мёртвых голов, сохнущих на колах вокруг дома Куртца.
Эту реакцию можно понять, если вам приходилось видеть зарисовки церемонии в Кумаси, имевшей место двумя годами ранее. Эти изображения, широко публиковавшиеся в иллюстрированных изданиях, были выражением расистского высокомерия, которое не останавливается даже перед предельным унижением своего противника.
Так, на этот раз британцам не выпало шанса использовать своё оружие. Погрустневшие, они вернулись к морю. «Прогулка вышла премилая, — писал тогда Баден-Пауэлл в письме своей матери, — за исключением того, что не состоялось ни одного сражения, что, как я опасаюсь, воспрепятствует
