Разрываясь между решением выйти замуж за Маршалла и муками совести из-за того, что она обидела любимую бабушку, Дана горько заплакала.
— Вы не понимаете, — рыдала она. — Я люблю его, и мы хотим пожениться сейчас, а не через два года. Нет причин ждать, кроме той, что вам не нравится мое решение. Я все равно буду жить с ним, что бы вы ни говорили, я вам обещаю!
— Господи, Дана, ты не… — Джосс запнулся, пытаясь задать вопрос.
— Нет! — сердито ответила она. — Я не беременна, но очень хотела бы.
— Дана! — воскликнула бабушка.
— Мне наплевать. Я думала, что вы будете рады, а вы просто ужасны. Говорили же, что это неплохой выбор, значит, вы считаете его вполне подходящим. Не понимаю, почему подняли такой шум по поводу моего возраста. Я достаточно взрослая, чтобы быть женой и матерью. — Дана всхлипнула, и вдруг ей ужасно захотелось, чтобы рядом с ней был Маршалл. Он убедил бы их! Он так уверен в себе и в том, что они должны пожениться, что, конечна же, его поняли бы Джосс и бабушка. Было глупо думать, что они согласятся так просто.
Дана выпрямилась, утвердившись в своем решении, и снова произнесла четко и убежденно:
— Не хочу обижать вас, но в любом случае буду жить с ним, и лучше будет, чтобы я вышла за него замуж.
Внезапный порыв мартовского ветра прервал воспоминания, и Дана снова вернулась в студию.
В конце концов Маргарет и Джосс, хотя и неохотно, все же согласились на ее помолвку, сочтя это все-таки лучше, чем если их любимая девочка станет жить с мужчиной, не будучи за ним замужем.
Она не могла понять, как этот красавец со Среднего Запада ворвался в ее жизнь. Он неотступно сопровождал ее восемь недель, преследуя телефонными звонками, заваливая ее комнату цветами, приглашая в лучшие рестораны, знакомя со своими опытными, искушенными друзьями, наставляя, инструктируя, ни минуты не давая ей думать о чем-нибудь кроме него. Он угощал ее вином и шампанским; знакомил с соблазнительными удовольствиями кокаина; защищал от посягательств его нью-йоркских друзей, когда бурные вечеринки затягивались до утра; и все время его руки и губы не переставали ласкать ее. Она была уже не той девочкой, которую он встретил на балу, под его влиянием она очень изменилась.
Дана удивлялась, почему до сих пор не поддалась его сексуальным притязаниям. Она думала, что он сознательно позволял отказывать ему, потому что знал: все равно будет по его воле. Она понимала, что больше не сможет его сдерживать. Маршалл всегда добивался, чего хотел, а он с самого начала знакомства не скрывал, что хочет обладать ею. Она вспомнила свой испуг той ночью после того, как он сделал ей предложение за обедом.
Получив ее согласие, он откинулся на спинку стула и улыбнулся с видом победителя, будто только что выиграл гонку.
— Тебе понравится быть моей женой, Дана. Мы будем делать все, что захотим.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, затаив дыхание.
— Именно это. Мы любим друг друга, оба хотим иметь семью, и мы прекрасно подойдем друг другу. — Он опять откинулся назад и обвел комнату холодным взглядом. — Довольно скоро я стану президентом 'Фоулер Моторс', а ты будешь самой влиятельной хозяйкой в Детройте. Оба будем на вершине успеха. И нам не придется ни перед кем отчитываться. — Он широко усмехнулся. — Скажи же что-нибудь. Ты ведь не против?
— Нет, — робко ответила она.
— У тебя есть сомнения? — Он потянулся через стол и взял ее за руку, повернув сверкающий квадратный бриллиант на ее пальце. Это был массивный камень, окруженный россыпью изумрудов.
— Я никогда не была хозяйкой, — смущенно рассмеялась она. — Даже не буду знать, за что взяться. Придется пригласить с собой бабушку, чтобы она научила, что к чему.
— Глупышка… Я научу тебя всему, что нужно. Познакомлю с моими друзьями, и ты скоро поймешь, что надо делать. Они позеленеют от зависти, увидев мою прекрасную невесту, — он самодовольно усмехнулся. — А когда мы подарим дяде Гэвину наследника, он даст нам все, чего бы мы ни пожелали. — Дана все еще молчала, и он решил поддразнить ее. — А чего бы ты пожелала? Надеюсь, меня. Так же сильно, как я хочу тебя. — Она смущенно улыбнулась и попыталась дотянуться до своего бокала, но он, крепко держа ее руку в своей, повернул ее ладонью вверх и стал нежно поглаживать.
— Ты всегда очень мило ускользала от меня, моя любовь, но я больше не хочу ждать. — Под столом он коснулся коленом внутренней стороны ее бедра, и у Даны пересохло в горле. Она знала, что этот момент приближается, и вдруг почувствовала себя совсем ребенком. Его голос стал низким и хриплым: — Давай останемся здесь. Я больше не хочу ждать, я хочу заниматься с тобой любовью прямо сейчас.
— Я не могу, — ответила она почти шепотом.
— Почему? — его лицо вспыхнуло, и он разозлился. — Черт возьми, почему? Мы же помолвлены.
— Пожалуйста, Маршалл. Ты знаешь, я люблю тебя, просто… — Дана почувствовала дрожь во всем теле, она была одновременно и возбуждена и испугана. Она неловко подвинулась вперед на стуле, оперевшись на стол, и понизила голос:
— Ты знаешь, я еще никогда… — Злое выражение на лице Маршалла стало сменяться на приятное удивление и возбуждение.
— Ты шутишь. — Он радостно рассмеялся. Краска смущения залила ее грудь, шею, и она застенчиво кивнула. — Боже мой, ты еще девственница?! Не могу поверить! — Их головы почти касались друг друга над столом, и он медленно поглаживал ее ладонь. — Не бойся ничего. — Он улыбнулся и повторил еще раз, на этот раз особенно нежно: — Я научу тебя всему, что понадобится, — многозначительно пообещал он. — Ты просто создана для любви.
— Уже скоро. — Она протянула ему другую руку. — Очень скоро.
— Тогда, — он склонил голову и поцеловал ее руку, — нам лучше сначала пожениться, и поскорее. Тогда ты не сможешь сказать мне 'нет'.
Дана решила, что она самая счастливая девушка в мире, потому что всю оставшуюся жизнь проведет с этим волнующим мужчиной. Она вздрогнула и отвернулась от окна. Хотелось осчастливить его настолько, что он забудет те годы, когда он был единственным ребенком в семье и жил в особняке Фоулеров только с матерью и слугами вместо друзей. Он рассказывал ей о своем детстве, и она не переставала удивляться тому чуду, что двое людей с одинаковыми проблемами в прошлом нашли друг друга. Ей казалось, что он так же горько оплакивал потерю своего отца, как она — своих настоящих родителей, потому что он почти не говорил об этом.
Прошедшие четыре месяца с тех пор, как они встретились, распадались в ее мозгу на калейдоскоп сцен, и только Маршалл четко представал перед ней, всегда решительный и убежденный в своей правоте, обволакивающий ее своей силой воли. 'Интересно, был ли кто-нибудь влюблен так же, как я', — думала она. Он околдовал ее, и она счастливо и зачарованно подчинялась его силе, его уверенности, его неприкрытой сексуальности. Больше всего она думала об их первой брачной ночи. Она представляла себя с ним в кровати, в запертой комнате, и все другое исчезало из ее мыслей.
Дана чуть не подпрыгнула от испуга, когда инструктор наклонился к ее холсту и стер ластиком черту на спине фигуры, которую она нарисовала. Она ожидала, что получит выговор за невнимательность к работе. У нее не было контакта с суровым и резким учителем рисования. Его замечания были едкими и обидными. Дана была самой младшей в группе и не могла понять, почему ее, первокурсницу, пригласили в коллектив особо одаренных.
— Довольно прилично. — Голос Леонарда Хоскинса ничего не выражал, но сердце Даны екнуло от его похвалы. — Здесь нужно побольше цвета, не бойтесь этого.
— Спасибо, — мягко сказала Дана. Она нервно дернула свои волосы, собранные в хвост, лента, поддерживающая ее прическу, развязалась, и светлые волосы рассыпались по плечам.
— Не надо меня благодарить, — резко сказал учитель и отвернулся, тяжело опершись на свою трость. — Просто нанесите там больше краски. — И повернувшись к ней спиной, проскрипел: — Вы делаете большую ошибку, что уходите. У вас есть талант.
Дана собралась объяснить свое решение, но он уже занимался с другим студентом, будто ее и не
