— Ее невозможно остановить, — сказал Генри. — Даже если ей придется играть басы ногой.
Дина мрачно согласилась.
Она загримировала всех для генеральной репетиции и пыталась создать профессиональную театральную атмосферу в здании, насквозь пропитанном духом церковного прихода. Даже сейчас из-за зеленого занавеса раздавался голос ее отца, голос, который мог принадлежать только священнику. Ректор прилежно исполнял свои обязанности.
— Прошу на сцену тех, кто начинает спектакль, — говорил он.
Перед Диной сидели в рядок и хихикали шесть особо привилегированных девушек из Молодежного общества, которые должны были продавать программки и работать билетерами во время спектакля. Они с нетерпением ожидали начала генеральной репетиции. В основном их интересовали доктор Темплетт и Генри. Доктор Темплетт понимал это и постоянно выглядывал из-за занавеса. Он настоял на том, чтобы гримироваться самостоятельно, и теперь выглядел так, как будто только что вылез из каминной трубы. Как раз когда Дина собиралась дать сигнал к поднятию занавеса, сбоку опять выглянула его коротко стриженная голова.
— Почему вы, как эта называться, так много смеяться? — спросил он помощниц.
Раздался новый взрыв хохота.
— Доктор Темплетт! — крикнула Дина. — Освободите сцену, пожалуйста.
— Десять тысяч извинений, мадемуазель, — сказал доктор Темплетт. — Я исчезаю.
Он состроил смешную гримасу и удалился.
— Все готовы, папа? — крикнула Дина.
— Думаю, да, — неуверенно произнес голос ректора.
— Все по местам. Свет, пожалуйста.
Последнее приказание Дина была вынуждена исполнить сама, так как выключатель находился в зрительном зале. Она выключила свет, и шесть зрительниц в зале взвизгнули, как сумасшедшие.
— Тшш! Занавес!
— Одну минуту, — тихо произнес ректор.
Занавес поднялся неравномерными толчками, и все увидели эсквайра, который, вместо того чтобы стоять рядом с телефоном, отчаянно жестикулировал, повернувшись к кому-то за кулисами. Он сделал шаг вперед, посмотрев в зал и, наконец, занял свое место.
— А почему не звонит телефон? — спросила Дина.
— Сейчас, дорогая, — мрачно отозвался ректор.
Было слышно, как он возится в своей суфлерской будке, и через некоторое время раздался велосипедный звонок, имитирующий телефонный. Но Джоуслин уже поднял трубку и, несмотря на то, что звонок, который должен был вызвать его на сцену, все еще продолжал звонить, решительно начал свою первую реплику:
— Алло! Алло! Кто говорит?
Генеральная репетиция началась.
Актеры говорят, что хорошая генеральная репетиция является признаком плохого спектакля. Дина отчаянно надеялась, что обратное так же верно. Казалось, все идет плохо. Она подозревала, какие страшные споры происходили в уборных для актеров, но так как ей самой не нужно было переодеваться, она оставалась в зале, даже когда не принимала участия в очередной сцене. Перед появлением обеих леди во втором акте к ней подошел Генри.
— Ужасно, да? — спросил он.
— Все кончено, — сказала Дина.
— Моя дорогая, сегодня определенно неудачный день. Может, перенесем репетицию на завтра?
— Я не знаю, как… Доктор Темплетт! — взревела Дина. — Что вы делаете? Вы должны сейчас находиться около камина. Вернитесь на свое место, пожалуйста.
Неожиданно мисс Прентайс прошла по сцене мимо Джоуслина, Селии Росс и доктора Темплетта и вышла в противоположную дверь.
— Мисс Прентайс!
Но она уже скрылась. Через мгновение все услышали ее сердитый голос, обращенный к Джорджи Биггинсу, мальчику, приглашавшему актеров на сцену. К их голосам примешивался раздраженный бас мисс Кампанула.
— Ты очень непослушный маленький мальчик, — говорила мисс Прентайс, — и я попрошу ректора запретить тебе приходить на представление.
— Ты заслуживаешь хорошей порки, — говорила мисс Кампанула, — и была бы моя воля…
Эсквайр и доктор Темплетт резко прервали свой диалог и посмотрели за кулисы.
— В чем дело? — спросила Дина.
Джорджи Биггинс был выведен на сцену. Он выкрасил свой нос в ярко-красный цвет и нацепил шляпку мисс Прентайс, в которой она должна была красоваться во время третьего акта. В руках у него был водяной пистолет. Девушки в первом ряду восторженно вскрикнули.
— Джорджи, — сказала Дина почти со слезами в голосе, — сними эту шляпу и уходи домой.
— Я ни за что… — начал Джорджи.
— Делай что я тебе говорю.
— Ладно, мисс.
В двери промелькнула рука мисс Прентайс. Шляпа была снята с головы мальчика. Доктор Темплетт взял его за подтяжки брюк и спустил вниз со сцены.
— О-го-го! — выкрикнул Джорджи и понесся вглубь зала.
— Продолжаем. Прошу вас, — проговорила измученная Дина.
Так или иначе, они добрались до конца. Дина заставила их еще раз прорепетировать явно неудачные сцены. Это всем показалось очень скучным и утомительным, но Дина была непреклонна.
— Во время спектакля все будет отлично, — радостно говорил доктор Темплетт.
— Спектакль уже в субботу, — ответила Дина, — и у меня, к сожалению, нет вашей уверенности.
Около полуночи она села на скамью в третьем ряду и сказала, что на этом, пожалуй, пора остановиться. Все собрались в одной из комнат воскресной школы и расположились около камина. Миссис Росс принялась угощать всех очень вкусным ужином. Она сама настояла на этом и приготовила пиво, виски, кофе и бутерброды. Обе мисс мечтали выступить в этой роли и теперь были в ярости от того, что миссис Росс их опередила.
Дина изумилась, поняв из разговоров, что они очень довольны репетицией. Эсквайр был в восторге от самого себя. Доктор Темплетт так вошел в роль, что и сейчас продолжал изображать из себя француза. А Селия Росс неустанно повторяла, что, по ее мнению, они оба были великолепны. Две старые девы разговаривали только с господином Коуплендом, и каждая ждала момента, когда сможет поговорить с ректором наедине. Дина видела, что ее отец был чем-то встревожен.
«О господи! — подумала она. — Что еще затевается?»
Она хотела бы, чтобы у ее отца был более сильный характер, чтобы он мог запугать этих двух злобных женщин и заставить их придержать свои языки. И неожиданно ее пронзило холодом от мысли: «А что, если он потеряет голову и женится на одной из них?»
Генри принес ей чашку черного кофе.
— Я добавил в него немного виски, — сказал он. — Ты бледна, как звезды утром, и у тебя очень испуганный вид. Что случилось?
— Ничего. Просто я устала.
Генри наклонился к ней и прошептал:
— Дина?
— Да.
— Я поговорю с отцом в субботу, когда он будет воодушевлен своим сомнительным триумфом. Ты получила мое письмо?
Дина молча прижала руку к груди.
— Моя дорогая, — прошептал Генри. — И я твое — тоже. Мы не можем больше ждать. Значит,
