Мисс Кампанула громко чихнула, высморкалась в огромный носовой платок, пропитанный эвкалиптом, и прогнусавила:
— Ты видишь что-нибудь?
— Нет, мисс, там никого нет.
— Но там должен кто-то быть, — настаивала она.
— Я никого не вижу, мисс. Все кругом убрано, как для завтрашнего мероприятия.
— Где рояль?
— На полу, мисс, перед сценой.
Гибсон спустился вниз.
— Должно быть, они ушли в одну из задних комнат, — пробормотала мисс Кампанула.
— Мог ли этот человек выйти через переднюю дверь, пока мы с вами огибали здание?
— Ты видел кого-нибудь?
— Не могу сказать, мисс. Я разворачивал машину. Но те, кто был внутри, могли свернуть с тропинки в сторону прежде, чем я их заметил.
— Мне кажется это все более странным и подозрительным.
— Да, мисс. Смотрите, мисс Прентайс выходит из церкви.
Мисс Кампанула принялась близоруко вглядываться в дорогу, ведущую от церкви. Она разглядела южные ворота церкви и фигуру в дверном проеме.
«Я не должна была опаздывать, — подумала она. — Элеонора, как всегда, опередила меня».
Она приказала Гибсону ждать ее около церкви, пересекла дорогу и широким шагом направилась к калитке. Элеонора все еще стояла на крыльце. Мисс Кампанула кивнула своей подруге и с удивлением заметила, что та выглядела ужасно.
«С ней что-то случилось», — подумала мисс Кампанула, и где-то в глубине ее души, на границе сознательного и бессознательного, зародилась горячая надежда, что ректор был недоволен Элеонорой на исповеди.
С радостью в сердце мисс Кампанула вошла в церковь.
В тот самый момент, когда мисс Прентайс и мисс Кампанула встретились у южных ворот церкви, Генри, который находился в это время в Пен-Куко, осознал, что не может больше оставаться дома. Он был полон беспокойства и нетерпения. Они с Диной выполнили договор и после того утра на холме больше не встречались наедине. Генри сразу же объявил об их намерении отцу — за завтраком, в присутствии Элеоноры.
— Это идея Дины, — сказал он. — Она называет это перемирием. Так как наши с ней отношения развиваются на глазах у всех и так как ее отец очень расстроен разговором, который был у тебя с ним, кузина Элеонора, вчера вечером, Дина считает, что будет хорошо, если мы пообещаем ему, что отложим то, что ты назвала подпольными встречами, на три недели. — Он посмотрел Элеоноре прямо в глаза и добавил: — Я был бы тебе очень благодарен, если бы в этот период ты не разговаривала с ним на эту тему. В конце концов, это в первую очередь касается только нас с Диной.
— Я буду делать то, что посчитаю своим долгом, Генри, — сказала мисс Прентайс.
— Боюсь, что да, — ответил тот и вышел из комнаты.
Они с Диной писали друг другу. Генри увидел, как однажды за завтраком мисс Прентайс внимательно вглядывалась в первое письмо Дины, лежавшее рядом с его тарелкой.
Он переложил письмо в нагрудный карман своего пиджака, но при этом был шокирован выражением лица кузины. После этого случая он стал спускаться на завтрак пораньше.
В течение этой трехнедельной передышки Джоуслин ни разу не заводил с ним разговор о Дине, но Генри очень хорошо знал, что мисс Прентайс продолжала изводить эсквайра при любом удобном случае. Несколько раз, входя в кабинет отца, Генри заставал их вдвоем с Элеонорой. Молчание, которым неизменно сопровождалось его появление, неловкие попытки отца скрыть это и неловкая улыбка сразу же куда-то ускользавшей мисс Прентайс не оставляли у Генри никаких сомнений о предмете их беседы.
Сегодня утром Джоуслин был на охоте. Мисс Прентайс должна вернуться из церкви часам к трем, и перспектива оказаться за чаем один на один с кузиной казалась ему просто невозможной. Она отказалась взять машину и вернется уставшая и измученная. Хотя сам Джоуслин учил ее водить, она оставалась верна своей привычке обходиться без машины — привычке, приводившей в ярость обоих мужчин из Пен-Куко. Она ходила вечерами в церковь пешком, даже под проливным дождем, и после этого простужалась и страдала от сводивших с ума мигреней. Однако сегодня погода была хорошая, время от времени даже выглядывало солнце. Генри взял трость и вышел из дому.
Он пошел по обсаженной деревьями дороге, пролегавшей мимо церкви. Может, понадобится какая- нибудь помощь в ратуше. Если Дина там, то она окружена помощниками, поэтому все будет нормально.
Но примерно на полпути к клубу, на изгибе дороги, он неожиданно прямо перед собой увидел Дину.
В первый момент они застыли на месте, с удивлением глядя друг на друга. Затем Генри произнес:
— Я подумал, что смогу чем-нибудь помочь в ратуше.
— Сегодня мы все закончили в два часа.
— Куда ты идешь?
— Просто прогуляться. Я не знала, что ты… Я думала, что ты…
— Я тоже не знал. Это непременно должно было случиться рано или поздно.
— Да, наверное.
— Ты бледная, — сказал Генри дрогнувшим голосом. — У тебя все в порядке?
— Да. Это просто усталость. Ты тоже бледнее обычного.
— Дина!
— Нет-нет. Не раньше чем завтра. Мы договорились.
И, как под воздействием какой-то неведомой силы, они автоматически оказались в объятиях друг друга.
Когда мисс Прентайс, с высохшими слезами, но с неутихающей бурей внутри, вышла из-за поворота, она наткнулась на счастливую целующуюся пару.
4
— Я не понимаю, — говорила Селия Росс, — какое значение имеет то, что говорит пара скандальных, мерзких, старых церковных мышей.
— Очень большое, — отвечал доктор Темплетт, подбрасывая полено в камин. — Моя работа является одной из немногих, в которой личная жизнь влияет на профессиональную репутацию. Почему это так — одному богу известно. А я не могу позволить себе потерять здесь практику, Селия. Мой брат сохранил большую часть того, что осталось после смерти отца. Я не хочу продавать Чиппингвуд, но я трачу все свои деньги, чтобы содержать его в порядке. Отвратительная ситуация, я знаю. При прочих равных условиях я не могу просить Фриду о разводе. Ведь она уже целый год лежит без движения. Паралич — штука неприятная, и… она все еще привязана ко мне.
— Мой дорогой, — нежно произнесла миссис Росс.
Темплетт сидел к ней спиной. Она задумчиво смотрела на него. Возможно, она решала, подойти к нему или нет. Если так, то она приняла решение этого не делать и осталась сидеть в своем кресле с высокой спинкой.
— Только что, — пробормотал Темплетт, — старый господин Каин сказал что-то о моей машине, которую он видел возле твоего дома. Я взял это на заметку. Обо мне пошли разговоры, будь они прокляты! А с появлением этого нового парня в Пенмуре я не могу позволить себе идти на риск. И все из-за этих двух женщин. Никто ничего бы не подумал, если бы они не вцепились в меня своими когтями. В тот день, когда я перевязывал палец старой Прентайс, она спросила меня про Фриду и почти без передышки принялась говорить о тебе. О господи, хоть бы она подхватила гангрену! А теперь еще это!
