наверняка научил какой-нибудь блестящий офицер-кавалерист, служивший с ее отцом.
– Черт побери! – выругался Хью сквозь зубы, сам не зная, кому адресовано это ругательство, и вскинул ружье.
Противники столкнулись, раздались крики, звон сабель, бешено хрипели и шарахались перепуганные кони. Хью приподнялся в стременах, прижался щекой к ружью, и человек, который уже был готов выстрелить прямо в его жену, дернулся и упал с лошади. Иден быстро обернулась, глаза их встретились, но Хью не был уверен, что она узнала его.
– Назад! – крикнул он, сложив ладони рупором, чтобы она услышала его сквозь шум и грохот. – Отходи назад!
Но Иден уже отвернулась. Хью не знал, то ли потому, что она не расслышала его, то ли потому, что просто не обратила внимания на его слова. Хью заскрежетал зубами и пришпорил коня в галоп. В это самое мгновение другой всадник развернулся в сторону Иден и направил на нее пистолет. У Хью вырвался полный боли стон – во всаднике он узнал Уинтона, но ружье его было уже разряжено, а на помощь ей он не успевал.
На сей раз жизнь Иден спас полковник Карстерз, измученный артритом старик Карстерз, который, услышав о событиях в Роксбери, вооружился своей боевой саблей, хотя больная рука еле поднимала ее. Но в пылу схватки он, казалось, помолодел лет на двадцать, а больная рука держала оружие на удивление твердо. Он тоже успел разрядить свой мушкет, но когда обернулся и увидел, что молодой графине грозит опасность, с угрожающим криком бросился к ней. Быстрый взмах сабли, нелепо дернувшаяся, наполовину отсеченная голова, и тело Чарльза Уинтона медленно вывалилось из седла...
Конь под Хью испуганно шарахнулся, но он не стал одергивать его, а направился в гущу схватки и едва успел добраться до Иден, как конь под ним неожиданно споткнулся. Хью дернул поводья и сразу же понял, что тот ранен. Но было уже поздно: Хью не удержался и полетел через голову лошади, которая рухнула на землю. На миг он почувствовал удивительную легкость, а когда упал на землю, острая боль пронзила все тело. Он упал на раненую руку, услышал, как треснула кость, и в следующее мгновение его окутала темнота...
Глава 25
– Ой-ой-ой! – скулил Рам Дасс, сжимая руки в непритворном горе. – Ой-ой-ой, я убил Хазрат-саиба!
– Сейчас же прекрати! Боже правый, ваше сиятельство, заставьте этого бедолагу прекратить скулеж!
Иден молча отошла от постели мужа и подошла к индусу.
– Он жив, Рам Дасс, – тихо сказала она и погладила его по руке. – Врач опытный, он не допустит, чтобы Хью умер.
– Английский врач! – презрительно воскликнул Рам Дасс. – Что он знает о лекарствах и лечении? У саиба сильный жар. Послушайте, он разговаривает сам с собой, будто в него вселился дьявол!
Иден повернула обеспокоенное лицо к кровати, где, что-то тихо бормоча и обессиленно метаясь в жару, лежал Хью. Врач тревожно склонился над ним и взял за руку.
– Я думаю... – она судорожно сглотнула, – я думаю, он не умрет. Он просто потерял много крови.
– Я застрелил под ним лошадь, – продолжал сокрушаться Рам Дасс. – Это из-за меня он сломал руку, и теперь его жизнь – в милости Божьей.
Иден молчала, она видела, что Рам Дасс искренне сомневается в выздоровлении Хью, и подумала, что напрасно впустила его в комнату. Но он прождал под дверью всю ночь, и у Иден не хватило духу отослать его.
Она устало повернулась к окну и увидела, как холодное зимнее солнце яркими лучами падает на пол сквозь полуоткрытые портьеры.
Иден с изумлением поняла, что давно наступил рассвет, а она и не заметила. Ей с трудом верилось, что доктор пришел всего два часа назад. Казалось, прошли дни, недели, целая жизнь с тех пор, как они штурмовали ворота Роксбери, а между тем это случилось всего лишь прошедшей ночью.
Иден своими глазами видела, как Рам Дасс сделал выстрел, которым случайно убил коня под Хью, но тогда она еще не знала, как серьезно пострадал Хью. Даже сам Рам Дасс поначалу не понял, что наделал. Он вышел из ворот в то самое мгновение, когда враждующие стороны столкнулись. Из его горла вырвался боевой клич – клич пушту, подобный тем, что звучали на афганской границе еще во времена нашествия Великого Могола. На этот клич и обернулась Иден. В руках у Рам Дасса было древнее ружье. Бог знает, где он его раздобыл. Иден увидела вспышку, когда он выстрелил в толпу.Он хорошо прицелился и обязательно попал бы в Чарльза Уинтона в то же мгновение, когда сабля полковника Карстерза снесла тому голову, если бы на пути пули не возник конь Хью, галопом врезавшийся в сечу.
Иден не успела еще броситься ему на помощь, а Том Паркер уже был рядом. Он приподнял голову Хью и положил ее к себе на колени. Из привратницкой быстро притащили некое подобие носилок и отнесли его в дом. Полковник Карстерз лично проследил, чтобы всех людей Уинтона разоружили. Громкой победы, на которую рассчитывал полковник, не получилось – со смертью хозяина люди Уинтона быстро растеряли боевой пыл и беспрекословно подчинились всем распоряжениям Карстерза.
Хью пришел в себя только один раз, когда его перекладывали на кровать и из-за неумелого обращения задели сломанную руку, – от нестерпимой боли он очнулся. Когда Хью упал с коня, последнее, что он увидел сквозь накатывающие волны алого тумана, было лицо Иден, склонившееся над ним, такое бледное и напуганное, что он не сразу узнал ее. Потом это видение исчезло, и вместе с ним на миг отключилось сознание. Очнувшись, он взял ее за подбородок и на удивление твердо произнес слова, которые до сих пор преследовали ее:
– Я не прощу тебе этого, Иден. Сожалею, но не прощу никогда...
Доктор Теодор Блейкни прибыл несколько часов спустя. Все окна в доме были освещены, внутри и снаружи царила страшная суматоха. Но в западном крыле, куда перенесли графа, его встретила могильная тишина. Лакей с побелевшим лицом проводил доктора наверх, где он сразу же разогнал всех собравшихся у дверей.
Доктору было под восемьдесят, его некогда могучий торс сгорбился и поник от холодных, сырых английских зим, но в обществе его авторитет по-прежнему оставался непререкаем, и все послушно разошлись.
