сердцам. Кажется, так поступают поэты.
— И напрасно! — отрезала Ребекка. — Доверять можно лишь рассудку.
— Что случилось с вами, Бекки? — мягко спросил он. — Отчего вы стали такой… бесчувственной? Не может быть, чтобы вы родились такой.
Она отвернулась.
— А с вами, Уилл? Откуда в вас, отъявленном мошеннике, эта сентиментальность? Неужели мошенникам живется легко?
— Вот доказательство того, как мало вы знаете о мошенниках, мадам! Сентиментальность — орудие нашего ремесла. Будь я и вправду мошенником, я без лишних слов поступил бы вот так… — Он вдруг метнулся к Ребекке и заключил ее в объятия. — О, дорогая, что ты делаешь со мной! Рядом с тобой я забываю обо всем на свете. — Он прижал к груди ладонь Ребекки: — Слышишь, как бьется мое сердце? Оно стучит только для тебя. Бекки, давай ляжем здесь, под колесницей Аполлона, и скрепим свою любовь и брак священными узами Гименея! — Медленно-медленно он начал опускать ее к земле, продолжая бормотать: — Милая, ты создана для любви. Позволь любить тебя, иначе я обречен на верную гибель.
Ребекку ошеломили его напор, мужской запах, прикосновение мощного тела, сила рук. Она ахнула, но не стала сопротивляться.
Без предупреждения Уилл отстранил ее, опустил руки и спросил:
— Теперь вы видите, что такое сентиментальность мошенника? Неплохо сыграно, верно?
Он не стал признаваться Ребекке, как трудно ему было разжать объятия. Только мысль о том, что здесь не место и не время предаваться любовным утехам, а также боязнь испугать Бекки заставили Уилла притвориться, будто он всего лишь разыгрывал страсть.
Теперь Уилл понял: он жаждет от Бекки не покорности, а ответных чувств, мечтает, чтобы она не подчинилась его воле, а соединилась с ним по собственному желанию.
Ребекка смотрела на него в упор, ее губы дрожали.
— Уилл, больше никогда так не делайте. Вы нарушили все условия нашего контракта.
На самом деле ее потрясла пустота, которую она ощутила, когда Уилл разжал объятия. Ей показалось, что солнце скрылось за тучами, в мире вновь воцарился мрак. Мало того, Ребекка рассердилась на Уилла: на какой-то миг она поверила в его искренность. Только когда первый восторг прошел, она осознала всю неуместность этих слов. Но с другой стороны, то же самое сказал бы ей влюбленный!
Сможет ли она провести с этим человеком две недели? Последние восемь лет Ребекка вела уединенную жизнь. Может, это боги смеются над ней, медленно разрушая все барьеры, ломая укрепления, за которыми Ребекка долгие годы пряталась от всех мужчин мира?
Ужин, устроенный в первый вечер, стал одним из непременных ритуалов в распорядке молодоженов на ближайшие две недели. Они сидели друг напротив друга за длинным столом, им прислуживало полдюжины слуг. Позднее супруги перешли в уютную гостиную. Уилл читал новый плутовской роман Смоллетта, невольно сравнивая себя с его героями.
Ребекка вышивала, иногда садилась за фортепиано.
Она оказалась искусной музыкантшей. Слушая ее игру, Уилл мрачно признал, что Бекки достигает высот в любом деле, за которое берется, и удивился, почему многочисленные таланты не принесли ей счастья. В том, что Бекки несчастна, Уилл уже не сомневался.
Как только пробило десять, верная своему решению Ребекка извинилась и удалилась к себе в спальню.
Уилла охватило чувство одиночества. После смерти отца оно часто посещало его, особенно когда он обнаружил, что от некогда большого состояния остались жалкие крохи, а дом превратился в развалины. От тоски он чуть не начал пить, но вовремя вспомнил о печальной судьбе своего отца, поклонника бутылки, и устоял. Посидев еще с полчаса в гостиной, Уилл поднялся к себе в комнату, где его встретил Гиб. Ворочаясь в постели с боку на бок, Уилл предавался невеселым размышлениям о том, что подумают слуги Хо-нингема о его странном браке.
Прошла неделя, а жизнь в поместье текла по-прежнему. Ребекка ничуть не изменилась. Гиб, который каждый день помогал хозяину одеваться, все чаще посматривал на него с нескрываемой иронией.
В этот день, завязывая Уиллу галстук, Гиб не торопился. Наконец он отступил на шаг, явно восхищаясь плодами своих трудов, но заговорил совсем о другом.
— В людской заключили пари: удастся вам когда-нибудь лечь с миссис в постель? — напрямик высказался слуга. — Если вам известна дата — я был бы рад узнать ее и выиграть пару шиллингов.
— На твоем месте я бы об этом даже не мечтал, — отозвался Уилл. — Ни других слуг, ни тебя это не касается.
Избежать сплетен следовало любой ценой. Уилл понял: с Бекки надо поговорить. Этим утром Бекки опоздала к завтраку и выглядела особенно бледной, когда спустилась в столовую. Уилл, который уже допивал кофе, мысленно репетируя свою речь, выслал из комнаты слуг.
— Мы с мадам обойдемся без вашей помощи, — заявил он.
Когда они остались вдвоем, Ребекка удивленно приподняла брови, глядя на мужа поверх чашки кофе.
— Зачем вы это сделали, Уилл?
— Мне надо немедленно сказать вам нечто важное. Наше поведение дало обильную пищу сплетникам из людской.
— Только и всего?
Услышав столь равнодушный отклик, Уилл вскочил на ноги, подошел к Бекки и уставился на нее в упор.
— Да, мадам, только и всего! Слуги заключают пари, назначая дату, когда мы с вами, так сказать, сделаем наш брак настоящим. Если вы хотите, чтобы о нас сплетничали в городе, — продолжайте в том же духе. Но если мы не заставим слуг замолчать, пари начнут заключать наши друзья и недруги в Лондоне. Вы и вправду этого хотите? Скандал будет неописуемым.
Ребекка покраснела, отставила чашку и произнесла:
— Вы говорите правду, Уилл? Может, вы задумали хитростью заманить меня в постель?
Уилл, вынужденный в течение недели терзаться ее соблазнительной близостью, убедился, что Бекки все-таки не верит ему, и пришел в бешенство. Склонившись, он прошипел:
— С какой стати вам взбрело в голову, будто мне не терпится заманить вас в постель? Я просто предлагаю вам разыграть спектакль, чтобы заткнуть рты сплетникам и позволить кому-нибудь из слуг выиграть пари. На этом все и кончится. Нам следовало предвидеть такой поворот еще до приезда в Хонингем. — Выпрямившись, он яростно добавил: — Но если вы хотите, чтобы о вас сплетничал весь город, пусть все останется по-прежнему.
Ребекка впервые видела Уилла в таком гневе. Он всегда держался чуть насмешливо или в крайнем случае недовольно. К немалому изумлению Ребекки, гнев Уилла не столько испугал, сколько смутил ее.
— Вы правы, — кивнула она. — Я совсем забыла про наблюдательность слуг. Разумеется, никто из них ничего мне не сказал. Про пари вы узнали от Гиба?
— Да, от него, — подтвердил Уилл. — Он пытался по-своему предостеречь меня, поэтому я прошу воздержаться от резких замечаний в его адрес.
— Я не собиралась бранить его, — примирительно заверила Ребекка. — Что же нам теперь делать?
— Для начала, Бекки, попробуйте почаще разговаривать со мной в присутствии слуг. Время от времени называйте меня «дорогим» и «милым», обменивайтесь со мной маленькими нежностями, как положено влюбленным парам: «Пойдем, прогуляемся, милый?», или «Сегодня чудесный день, давай прокатимся верхом и устроим пикник», или даже «Я не прочь пораньше лечь спать».
Ребекка покраснела.
— Я так старалась держать вас на расстоянии, что совсем забыла о посторонних…
— Слуги — это не посторонние, а домочадцы, Бекки. Они знают нас лучше, чем нам кажется. Постарайтесь помнить об этом сегодня вечером, когда мы удалимся наверх рука об руку и вы направитесь в мою спальню вместо собственной. И незачем держать меня на расстоянии. С этой задачей я справлюсь сам.
Уилл не хотел быть резким, но напряжение последней недели — нет, целого месяца — дало о себе
