Эгберт ответил не сразу, и слова его зазвенели над телом Брата Рагнара:
— Вообще-то, ты прав, но кое в чем ошибаешься.
— Буду благодарен, если ты поправишь меня.
— Оге больше мне не раб. В тот миг, когда он ударил медведя, я освободил его.
Рагнар вытаращил глаза так, будто хотел увидеть всю Норвегию. Колени мои подогнулись, и все закружилось перед глазами.
— Что ж, я рад слышать это, — заключил Хастингс Девичье Личико. — Теперь, Оге, у тебя будет столько славы, сколько добудешь. Конечно, кое-что ты потеряешь, ты знаешь, о чем я говорю.
— Я помню об этом, Хастингс.
— Почему ты не называешь меня полным именем?
— Настоящий викинг не станет хвастаться прозвищем, ведь так?
— Клянусь моим богом Девяти Рун, я рад, что ты свободен, Оге.
Глава третья
ПРИЗЫВ К ОДИНУ
Вскоре Эгберт вызвал меня к очагу в своей личной комнате. Я преклонил перед ним колени, как меня учили, и он не остановил меня, потому что теперь я был вольноотпущенником. И тут он, к моему недоумению, больно ударил меня по лицу палкой.
— Чем я заслужил это, Эгберт из Нортумбрии? — спросил я.
— Ты же спас меня от медведя, — подмигнул он мне.
— Я не могу разгадать твою загадку, — но в душе я успокоился.
— Это потому, что ты не знаешь латыни. Я тоже, разумеется, но мне рассказывали, что у них был закон, старый как Рим: когда раба освобождали, его ударяли по лицу. Таков был обряд. Мы, христиане, часто пользуемся латинским правом. Легионеры Рима ушли с нашей земли пятьсот лет назад, но мы до сих пор пользуемся их дорогами и обычаями. Ты будешь вставать передо мной на колени, пока ешь мой хлеб. Так мы поступаем в Нортумбрии, и не станем брать пример с тупых данов.
— Думаю, это все же вероятнее, чем то, что мы будем учиться у вас.
— Король Артур говорил, что женитьба и казнь назначаются Судьбой. Но его придворный шут заорал, что для полного счастья нужны двое казненных и один, оставшийся в живых. Королева подмигнула Ланселоту, и ее служанки хохотали до упаду. Я говорю это к тому, что если тебя не вздернут за твой язык, то ты не умрешь холостым. Теперь давай поговорим о соколах и псах, так что слушай внимательно. Лучшие ястребы — те, что выросли на свободе, а лучшие псы — выросшие в неволе. Самую прекрасную гончую, с которой я охотился, вырастил презренный простолюдин.
— Я внимательно слушаю тебя, господин.
— Никогда не видел, чтобы копья метали быстрей и точней. А еще я слышал, как Хастингс Девичье Личико пытался насмехаться над тобой и как ты ему достойно ответил. Я начинаю думать, что ты мог бы отлично служить и мне и себе. Чтобы получить ответ нужно задать вопрос. Теперь ты знаешь, что твоя страна — лишь малая часть большого мира. Может, тебе известно, что Карл Великий заслужил свое прозвище, когда люди и не ведали о норманнах, живших тогда у своих скованных льдом морей, среди медведей, за густыми лесами. Но норманнов становилось все больше и больше, и все труднее им было прокормиться, у каждого землевладельца было полно сыновей от жен, наложниц и рабынь. И вскоре христиане, на свое горе, узнали, кто такие норманны. Как, Оге, это произошло?
— Мы приплывали на драккарах и грабили христианские берега, и увозили червонное золото, светлое серебро и сверкающие камни.
— А ты знаешь, как молятся, блея от страха, священники и люди: «От ярости норманнов спаси нас, Боже!». А в последнее время они не только грабят, жгут и уплывают назад, на Север. Олав Белый правит всей Ирландией, а его жена произносит языческие прорицания, сидя в кресле архиепископа. Норманны захватили Оркнейские и Гибридские острова, а поскольку кровь Карла Великого не так густа в жилах нынешних правителей, то норманны стали зимними лагерями на Эльбе, Луаре и Сене, и даже осмелились напасть на Париж. Они ограбили и сожгли Лондон и растворились в тумане Темзы. Вот уже несколько лет они не тревожат Англию, но если мы заглянем в мысли любого викинга, какое намерение мы обнаружим?
— Не намерение, Эгберт, а твердое решение завоевать Англию.
— Само собой, собрать огромную армию и неисчислимый флот. И конечно, они будут грабить монастыри и дворцы и красть красавиц, но это в счет не идет. Но только дикарь Рагнар и ему подобные вернуться к своим проклятым снегам. Половина, а то и больше осядет там, построят крепости, обратят людей в рабство и примутся распахивать плодородную землю. В этих условиях, Оге, — и Эгберт поглядел на меня, словно лис, — я подыщу тебе подходящее местечко.
Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— Господин, я не могу быть среди воинов, если я сам не воин.
— Что же тебя удерживает?
— Бог Войны не выбрал меня.
— Ты можешь голосовать за Восточный Союз, но не пить за него.
— Я никогда не буду ни пить за Рагнара, ни служить ему.
— А разве он единственный хёвдинг? И ты ведь можешь плавать и на торговых судах. Однако у меня есть план получше. Но прежде чем поведать его тебе, я кое-что спрошу. Ты слышал что-нибудь о Эгберте, короле Западных Саксов?
— Он отвадил норманнов от своих берегов и умер до моего рождения.
— Он был моим сеньором и качал меня в колыбели. Он завещал мне корону Нортумбрии, родины моей матери. Но Осберт, принц Нортумбрийский, завладел престолом и изгнал меня. Теперь выскочка Аэла покушается на него. Запомни это имя хорошенько. Аэла Йоркский. Ты не раз еще услышишь о нем. Я прожил у Рагнара семь лет, и вот пришла пора возвращаться.
И я подумал, что Эгберт неплохо бы смотрелся на украшенном камнями троне, в короне из червонного золота. Ему было не более тридцати — самый расцвет сил. По правде говоря, он был привлекательнее любого дана, не считая Хастингса, до того как он получил свое прозвище, и мало кто мог сравниться с ним в искусстве верховой езды. Но картина была бы неполной, если бы за его троном не стоял вооруженный до зубов здоровяк, командующий его воинами.
— Ты расскажешь мне о своих планах, Эгберт?
— Да, поскольку ты мне нужен в этом предприятии. Ты знаешь наш язык и сможешь обвести вокруг пальца и английского дана, и датского хёвдинга. А это уже само по себе большая удача, потому как любой из них сперва замахнется топором, и лишь потом протянет руку. Ты будешь говорить им то, что я скажу и склонишь их к дружбе со мной. А так как ты ненавидишь Рагнара всей душой, ты поквитаешься с ним к нашей общей выгоде.
— Ты хочешь, чтобы Рагнар погиб? — спросил я.
— Нет, только он один способен возглавить войско данов, но после высадки и захвата земли он вернется домой или отправится еще куда-нибудь. Ведь он не сможет усидеть спокойно, и тогда пробьет мой час.
— Он смирится с тем, что ты станешь королем Нортумбрии?
— Он предложит корону одному из своих сыновей, скорее всего, Ивару Бескостному. Но наши даны возненавидят его, как и Рагнара, и мы повесим его.
Эгберт говорил со мной долго и откровенно, я о таком и не мечтал. Осушив чашу рейнского вина, он не очень следил за своим языком, а я запоминал все, что могло мне пригодиться.
— Почему даны Нортумбрии так ненавидят Рагнара?
— Примерно двадцать лет назад, когда его волосы еще не были седыми, он привел тринадцать кораблей в залив Хамбер. Он захватил много драгоценностей, но было кое-что и подороже. Я имею в виду леди Энит, жену эрла и мать Аэлы, которому тогда было всего три года. Он схватил ее у городской стены и унес в свою палатку, а утром отпустил. Старый эрл и Аэла, вся знать и простой люд ненавидят Рагнара сильнее, чем Сатану.
Это была обычная история.
— Рагнар убьет их обоих, когда захватит Нортумбрию.
