— Еще нет.
— Отпусти камень.
Она разжала пальцы, и он закачался вперед-назад на шнурке.
— Сними повязку с моей левой руки.
— Зачем, это ведь так просто…
— Тогда почему твои руки трясутся, а ты тяжело дышишь?
— Позволь мне уйти, Оге, во имя молока, которым я вскормила тебя.
— Делай, что я тебе говорю, пока я не выпустил кровь из твоих вен Клыком Одина.
— Вот. Повязка снята.
— Сожми обрубок крепче своей левой рукой.
— Сжала. Сжала.
— Положи правую руку на свою грудь и сожми еще крепче мой обрубок.
— Пощади меня, Оге, если любишь хоть немного. Не мучай меня больше.
— Ты в муках родила ребенка, но он умер, и я занял его место. Потому что я очень люблю тебя, единственной пощадой для тебя может быть смерть. Делай, что я говорю!
Она подняла мертвую руку, не черно-коричневую-красную, как мой обрубок, а молочно-белую с белыми ногтями и — как велико было ее мастерство — не ссохшуюся. Пока она держала ее за запястье, я сжимал ее правой рукой. Она была едва теплой, сохранив частицу тепла сердца Китти, но скоро стала такой же теплой, как и при жизни.
— Теперь мы едины, — сказал я. — Круг замкнулся, как когда я приникал к твоей груди, и я могу говорить, когда ты скажешь мне.
— Да, он замкнулся.
— Позволь своей душе говорить твоим языком.
— Оге, ты ненормальный.
— Когда ударит смерть, и чья рука нанесет удар?
— Она ударит раньше, чем выпадет первый снег. Ударит мертвой рукой человека, который будет удерживать смерть, но так и не сможет удержать. Она явится из королевства Вьорда в образе дракона.
— Может, это не я нанесу дракону смертельную рану, прежде чем паду сам?
— Нет, только Моргана может совершить такое, но боюсь, ты уже потерял ее в своих прекрасных снах. Моргана Черноволосая, Фея Моргана.
Глава пятнадцатая
ВНЕЗАПНОСТЬ
Корабли со всей округи собрались в устье нашей реки. Под началом Хастингса были те семьдесят, что ходили на Рим и которые старые викинги называли Охотниками за бекасами. Кроме того, он построил еще тридцать, посадив на них рослых плечистых парней, которых со всего Хардоланда привлекла его слава. Под знаменем Бьёрна на длинных боевых драккарах собралась вся старая дружина Рагнара, желавшая отомстить. Девяносто судов были присланы королем Хориком из Зеландии, и встали под начало великого хёвдинга Ивара Бескостного, старшего сына Рагнара и его наследника. Флотом, собравшимся у Тенет, командовал Хальвдан. Я же руководил только «Гримхильдой», но в моей команде были чародей песен и чародей звезд, и до самой Англии весь караван будет следовать за моей кормой.
Эгберт должен был плыть с нами на своем корабле «Королевский путь», а потом ждать на Линдисфарне, пока мы не покорим Йорк. Мы подумали, что появление раньше сделает его изменником в глазах народа, но после, когда все будут умирать от голода, они сами посадят его на трон Аэлы, сочтя за лучшего посредника в деле с выкупом, и тогда и он, и они будут в наших руках. Этот план родился в умной голове Хастингса — никто из нас не мог сравниться с ним.
Вскоре после того как появились почки на ивах, мы вышли в море из Длинного Пролива. Я думал, ветры остановятся в небе и перестанут дышать, удивясь огромной стае морских драконов, уплывающей в Северное море, а серые киты обезумеют от страха.
Две сотни кораблей из фризских и франкских рек ждали в открытом море. Я подумал, что это самый большой флот со времен Римских войн.
Но он скоро разделился, согласно нашему плану. Ивар должен был высадиться у Тенет и предать огню и мечу владения недавно коронованного Этельреда, короля всех западных саксов и действительного повелителя бриттов. Бьёрн должен был пройти западнее, от Линна до Ноттингема, восточной крепости Этельреда и его храброго младшего брата Альфреда. Пока Хальвдан останется с половиной войска, я с пятью тысячами воинов пойду по старой дороге от Линкольна до ворот Йорка, и там соединюсь с Хастингсом, который ударит, поднявшись вверх по реке.
Я уже собрался выступить, когда мне сообщили об отсрочке удара. Осберт, законный король Нортумбрии, свергнутый Аэлой, вернулся из изгнания и собирал армию вблизи Твида. Хастингс был вынужден изменить план и, не заходя в Хамбер, быстро отправился к Тайну, чтобы попытаться завладеть тамошними землями раньше, чем Осберту удастся привлечь людей на свою сторону. Я гадал, что станется с Эгбертом, ведь его участие в происходящем не делало ему чести. Моим отрядам предстояло продолжить поход к Узу, возле Йорка, пройти по землям Аэлы, отрезать его южные владения и ждать Хастингса.
Целая область, граничащая с Уэльсом, была иссечена множеством речушек, болот, лесочков, заросшими тростником озерков и каналами, в которых отражалось небо. Большая часть жителей, селившихся по берегам и на островах, убегали при нашем появлении, а мы проходили мимо, милостиво приветствуя каких-нибудь нескольких смельчаков, дерзнувших показаться нам на глаза. Они ходили, казалось, прямо по воздуху, их ноги даже не касались воды. А чудо заключалось в том, что местные жители в местах, где не могли пройти лодки, разгуливали на ходулях. Огромные болота были полны рыбы, угрей, и каждое утро в предрассветной мгле на болотах просыпалось множество птиц.
Но величайшим чудом были творения рук человеческих. По всему безбрежному озеру, повсюду, виднелись не только ходящие по воздуху люди, но и очертания множества каменных укреплений, замков, башен. Это были жилища христианских священников и монахов на многочисленных маленьких островках. Они строили свои монастыри подальше от сухопутных разбойников, не думая о желтоволосых грабителях моря. Очевидно, они воображали, что их молитвы будут лучше услышаны на небесах, если звук станет отражаться от водной глади. И потом им нравилось отправлять чудотворные обряды на заросших тростником берегах небесно-голубых озер и среди этих священных вод. Их дьявол, с которым они порывались бороться, запросто мог выбрать своим логовом это озеро.
Да и по берегу на пятьдесят лиг тянулись остатки высоких земляных валов, явно созданных людскими руками, но мы не верили собственным глазам, пока Алан не сказал, что их построили давным-давно римляне, чтобы удерживать воду. И вот они лежат в руинах, а Рим стоит, как стоял.
Из лагеря Бьёрна было отчетливо видно громаду Аббатства Святого Кутлака; и викинги страстно хотели разграбить монастырскую золотую и серебряную утварь, обобрать украшенные драгоценностями образы святых, перерезать братию и спалить сами стены.
Хоть я и командовал ими, но я был одним из них, и так же, как они, хотел сбросить христианского Бога, который своим могуществом смущал наши души. На военном совете было решено разгромить английские войска и захватить самые укрепленные города, которые мы прежде грабили; но тогда завтра кто-то из наших погибнет с пустыми руками и опустошенным сердцем. Смогут ли валькирии прилететь за их обескровленными телами, чтобы унести викингов в Вальгаллу? Нет, девы битв не могут путешествовать в христианских небесах. Дыхание Одина почти не чувствуется в такой дали от Асгарда, и другие боги посылают сюда ветер, вернее — другой, единственный Бог. И я малодушно думал, что вряд ли наши тоскующие по дому умирающие сумеют после смерти отыскать хотя бы девятидневную дорогу в Хель.
Я уже собирался отдать приказ о выступлении, когда всевидящая Китти указала на протоку. К нам приближалась лодка, в которой быстро работали веслами четверо гребцов, и развевался белый флаг, которым христиане просили мира. Я взял кусок белого полотна, которое Алан носил вокруг шеи, и помахал им в ответ. Вскоре старший из них, плотный краснолицый парень, чье оружие и одежда напомнили мне дружинников Аэлы, опустился передо мной на колени.
— Можешь встать и говорить, — сказал я так, будто был знатным английским бароном.
— Я Гунтер, начальник королевской дружины, и везу слово и знак от Аэлы Оге Дану.
— Я приму их.
