любовница.
— А ты хотела замуж?
— Не знаю, Стю, — честно ответила я. — Конечно, пышное белое платье с оборками — это очень красиво. Но за ним-то что? Несколько лет — и от романтики первых поцелуев не остается и следа.
— Конечно, не остается, — серьезно кивнул Стив. — Если ты выбираешь не тех мужчин.
— Хватит меня попрекать, — шикнула на него я. — Мои женихи по крайней мере не убегали от меня перед самой свадьбой!
— Да, потому что у тебя были не женихи, а любовники.
— Стю, ты меня бесишь, — процедила я сквозь зубы.
— Да ты же сама так сказала…
— Давай лучше танцевать, пока мы окончательно не поссорились, — раздраженно пробурчала я, подумав, что Стю умудрился испортить даже такой романтичный момент. — И вообще, ты в такт не попадаешь.
— Я постараюсь, — пообещал Стю и действительно постарался.
Танцевал он скверно — партнерши в его руках, похоже, всегда скучали или брали инициативу на себя. Он двигался мало и скованно, больше топтался на месте. Все это было так, но, когда мы наконец замолчали, перестали спорить и отдались во власть нарастающей мелодии, я почувствовала себя совершенно иначе. Стю уже не был скверным танцором, он был мужчиной, от прикосновения которого у меня замирало сердце. Его теплые руки мягко и бережно обхватили мою талию, а пальцы непроизвольно скользили по ней сверху вниз, так что я каждой клеточкой спины ощущала, где они находятся в тот или иной момент.
Глаза Стю смотрели не поверх меня, хоть я и ниже его ростом, они сосредоточились на мне, словно я в тот момент являлась центром этой маленькой рождественской вселенной. Не сдержавшись, я улыбнулась ореховым глазам и тут же испугалась, что Стю нарушит этот волшебный миг, спросив меня о причине моей улыбки.
Но Стю не нарушил. Он улыбнулся мне в ответ, и я почувствовала, как от его улыбки в моей душе все запело.
Когда танец кончился, я наконец вспомнила о том, что до сих пор не вручила ему подарок. Получив мою чудо-авторучку, Стю радовался как ребенок. Он вытащил из кармана блокнот и как настоящий ученый на месте решил поставить эксперимент.
Написав на листочке какую-то фразу, Стю стер ее ластиком и протянул мне блокнотик. Листок оказался чистым, хотя продавленная ручкой бумага все же выдавала, что на ней писали.
— Ну? — Стю посмотрел на меня с таким нескрываемым торжеством, словно я утверждала, что ластик не сотрет написанного.
— Здорово, — улыбнулась я, вновь увидев перед собой подростка Стю. — А что ты написал?
— Какая разница? — пожал он плечами и протянул руку, чтобы забрать у меня блокнот.
Но я не собиралась так просто расставаться с вещественной уликой. Отогнув листок, на котором писал Стю, я попыталась расшифровать текст по вмятинам, оставленным ручкой.
Если бы я только могла себе представить, что это так разозлит Стю! Он вцепился в блокнот и потянул его на себя, я, раззадоренная этой, как мне показалось, игрой, потянула его в свою сторону.
— Отдай мне чертов блокнот! — рявкнул на меня Стю, и тут я немедленно исполнила желаемое.
— Да что это с тобой? — не на шутку обиделась я. — Зачем так кричать из-за какого-то блокнота?
— А тебя не учили, что нельзя читать чужие записи?!
— Но ты же сам мне его дал!
— Я дал тебе его не за этим!
Этот бессмысленный спор мог бы продолжаться и дальше, но до меня вдруг дошло, что мы со Стю стали центром всеобщего внимания. Все неожиданно притихли и не без любопытства косились на странную парочку, которая только что чуть не подралась из-за нескольких листочков бумаги. До Стю дошло то же, что и до меня, и он попытался превратить все в шутку:
— Эта леди когда-то перетаскала у меня все тетради, а теперь и до блокнотов добралась.
Кто-то хмыкнул. Кажется, это был Грег. Но все остальные сидели молча, включая Стива, который, сменив Стю и Грега, перекочевал на стул рядом с Дианой.
— Это розыгрыш, — натянуто улыбнулась я. — Мы со Стю в школе всегда разыгрывали друг друга на Рождество.
Конечно же нам никто не поверил, но утешало то, что уже через несколько минут на нас перестали глазеть. Я до конца вечера дулась на Стю за то, что он выставил нас в дурацком свете, а Стю придумывал неуклюжие причины, из-за которых поднял такой крик. Одна из них настолько развеселила меня, что мне пришлось простить моего нервного друга. Он заявил, что слово, которое он написал в блокноте, было не очень приличным.
— Ну конечно! — расхохоталась я. — А кричать на меня перед всеми из-за дурацкого блокнота было приличнее?
— Я виноват, — послушно признался Стю и опустился на стул рядом со мной. — Но не будешь же ты дуться на меня до конца жизни?
— Может, и буду, если жизнь будет короткая, — хмыкнула я. — Стю, а ты ничего не оставлял сегодня утром на крыльце у миссис Мобивиш?
— Нет, ничего, — с недоумением покосился на меня Стю. — А почему ты спрашиваешь?
— Да так, — разочарованно вздохнула я.
Стю не умел и не любил врать, так что моим загадочным поклонником действительно был кто-то другой. Но если не Стю и не Стив, то кто же тогда?
Тем вечером я решила не ломать себе голову. Мы еще некоторое время пользовались гостеприимством Элеонор Сэвидж, а потом разошлись по домам. Как это ни странно, но домой я снова ехала со Стивом, а Стю, как настоящий джентльмен, ушел провожать свою толстогубую Диану, один вид которой вызывал у меня раздражение.
Стив, будто нарочно, всю дорогу испытывал мое терпение, восхваляя эту красотку за ее недюжинное чувство юмора, а я молчала, глядя в окно и рассматривая деревню, запорошенную снегом.
В этот день всем нам казалось, что Бервик обыкновенный городок с обыкновенными проблемами, которые бывают у обыкновенных жителей. Может быть, эта мысль кому-то и приносила облегчение, но не мне. Несмотря на то что в большей степени я пыталась понять, что же все-таки чувствую к своему старому другу Стю Паркеру, меня не оставляла тревога, что очень скоро наш притихший городок взбудоражат очередные странные происшествия.
И я не ошиблась…
Утро следующего дня началось с того, что к миссис Мобивиш заглянул почтальон. Оказалось, что «Мэджик сфер» — я на всякий случай телеграфировала редактору о том, где остановилась в Бервике, — уже начал беспокоиться по поводу моего отсутствия.
«Джорджия Срочно позвоните в редакцию Мистер Стемплтон». Шеф умел быть лаконичным, когда того требовала экономия.
Что могло случиться? — подумала я, еще раз перечитав телеграмму.
Миссис Мобивиш отпустила почтальона, сунув ему в руку пригоршню мелочи.
— Чаевые почтальону? — недоуменно покосилась я на нее.
— Это не чаевые, деточка, — закрывая дверь, в которую уже просунул свой черный нос Нильс, ответила миссис Мобивиш. — Второе января — «боксинг дей».
— Коробочный день? — с еще большим удивлением уставилась я на миссис Мобивиш.
— День святого Стефана. Раньше перед Рождеством в церкви ставили ящики, куда каждый, кто хотел помочь беднякам, бросал деньги. А в День святого Стефана коробку открывали и пастор отдавал деньги, которые в ней скопились, беднякам.
— А при чем тут почтальон? — не унималась я.
— Некоторые традиции, к сожалению, умирают, — вздохнула старушка. — Ящики перестали ставить в церкви, остался только обычай давать деньги тем, кто в них нуждается. В эту дверь сегодня может постучать кто угодно. И каждый получит от меня хоть маленькую, но помощь. Правда, эти деньги я начала
