— Это сэр Алистэр, он же — Стэр Кеймерой. Друг Рочестера, вернее, он друг всем — и всем враг, если верить тому, о чем болтают. Остерегайся его, как чумы, Клеон.
К счастью, за кулисы он не явился. Зато туда пришли Сэм Пепис[7] и лорд Арлингтон — он поклонился Клеон и заговорил медоточивым голосом:
— Поздравляю вас, мистрис Дюбуа. Вы поистине расцвели с тех пор, как я видел вас у сэра Гоуэра, — тогда вас называли мистрис Вуд и вы были еще совсем девочкой… Кажется, вы кого-то ищете, сударыня? Не моего ли друга?
Темно-синие глаза девушки в упор взглянули на него.
— Нет, милорд. Впрочем, я не прочь отыскать его, чтобы поучить хорошим манерам.
Сэм Пепис, стоявший возле них, захохотал.
— Да ладно, девочка, Стэр Кеймерон не так уж плох.
Клеон круто повернулась к нему. Ей было отлично известно, кто такой Сэм Пепис — военно-морской министр, известный волокита и сплетник, впрочем, вполне безобидный.
— Фи, сэр! Хотелось бы мне знать, что бы вы сказали, если бы Стэр Кеймерон заявился к вам в кабинет и опрокинул чернильницу на важный доклад, который вы подготовили для Его величества?
Лорд Арлингтон всплеснул руками, а Сэм рассмеялся.
— Примите мои поздравления, сударыня, — галантно заговорил он, — став настоящей леди, вы сохранили острый язычок, совсем как в пору вашего девичества. Мне надо познакомить вас со Стэром. То-то полетят пух и перышки — держу пари, вы стоите друг друга!
Ни титул, ни важное положение собеседника ничуть не смущали актрису, что весьма обрадовало стоящего перед ней политика, ибо у него имелись кое-какие планы на ее счет. Да-да, он имел виды на мистрис Вуд, которую звали также Клеон Дюбуа. Теперь он точно знал, что сможет отправиться к сэру Томасу Гоуэру, который ведал вербовкой тайных агентов, и сообщить ему, что Клеон Дюбуа, смышленая и остроумная девица, — просто находка.
Продолжая светскую беседу, он посмеивался про себя, размышляя о том, что скоро эта строптивица и ее мучитель вновь столкнутся. Интересно, думал он, кто сумеет извлечь из этого столкновения большую выгоду? А уж пух и перышки полетят непременно — куда там апельсину, букету и надушенной перчатке!
Глава первая
— Черт побери, Кэтрин, кто бы это мог быть в такую рань?
Роб Вуд отрезал себе на завтрак большой кусок ветчины, но не успел положить его на оловянную тарелку, как в дверь домика, что стоял в лондонском переулке Коб-Лейн неподалеку от колледжа, в котором Роб учился на адвоката, самым беспардонным образом постучали.
Роб, в отличие от трудившейся не покладая рук сестры, с увлечением предавался праздности. Преуспел он лишь в написании памфлетов с нападками на Карла II и его двор и восхвалениями покойного сокрушителя королевской власти, Кромвеля. Это было весьма неразумно, так как Англия вела войну с Нидерландами[8], и любое недовольство королем и его правлением официально приравнивалось к государственной измене.
Кэтрин, нарезавшая хлеб к завтраку, раздраженно ответила:
— Не стой столбом, Роб, отопри. Наверное, это Джем Холлинз пришел почистить трубы.
Вуд жил только на заработки содержавшей его сестры, но выражать свою признательность за это не спешил. Их отец, богатый дворянин-землевладелец, держал сторону Кромвеля в Гражданской войне. После возвращения из изгнания Карла II все их поместья были конфискованы, и бедный джентльмен скончался, не имея за душой ни гроша.
Роб, мнивший себя кем-то вроде обойденного судьбой наследного принца, до двери так и не дошел. Устав без толку отбивать себе кулаки, с криками «Эй, поберегись!» непрошеные гости вышибли дверь. Двое, схватив Роба, швырнули его на пол.
Третий из визитеров важно развернул длинный свиток пергамента, поставив ногу на извивающегося на полу юношу, а четвертый подошел на всякий случай к Кэтрин.
— По какому праву?.. — возмущенно начала она, прибегая к отлично поставленному сценическому голосу.
— По праву, которым наделил меня наш благороднейший повелитель, Его королевское величество король Карл II, я арестовываю Роберта Вуда за государственную измену и задерживаю его сестру, Кэтрин Вуд, что зовется также Клеон Дюбуа, актрису и шлюху, для допроса.
— Моя сестра не шлюха! — закричал Роб, когда стражники пинками подняли его, заломив ему руки за спину. — Нет такого закона, который запрещал бы гражданину открыто выражать свое мнение!
Ах, если бы Роб умел промолчать когда нужно, его жизнь была бы куда спокойнее, грустно подумала Кэтрин. Солдат со всей силы ударил Роба, добавив:
— Придержи свой лживый язык, предатель! Трое стражников потащили Роба на улицу, а четвертый грубо схватил Кэтрин за плечо, похотливо проведя рукой по ее груди.
Кэтрин с силой вонзила в его ногу высокий каблучок туфельки.
Резко вскрикнув от боли, солдат отвесил ей такую тяжелую пощечину, что она отлетела к стене.
— Будь у меня побольше времени, красотка, я бы показал тебе, что такое настоящий мужчина! — прорычал он и поволок ее на улицу.
Брата и сестру препроводили к ближайшей пристани на Темзе, где поджидали два ялика. Роба пихнули в один, а Кэтрин усадили в другой.
Лодка, в которую бросили Роба, быстро устремилась к Тауэру, и больше Кэтрин его не видела. Ее повезли в противоположном направлении. Не иначе как в Уайтхолл, где размещаются двор Его величества и правительство, угрюмо подумала девушка.
Она оказалась права! Ее торопливо провели по усыпанным гравием дорожкам парка к одному из строений невдалеке от дворца. Стоило стражникам взмахнуть алебардами, как двери перед ними распахивались словно по волшебству, и вот наконец, пройдя через длинную анфиладу залов, Кэтрин очутилась перед двойными, обшитыми дубовыми панелями дверями.
Одну из стен просторной комнаты занимали выходящие в сад окна с частыми переплетами. Несколько нарядных кавалеров, толпившихся возле стола, удалились, как только Кэтрин провели внутрь.
Позади длинного стола, занимая целую стену, висел роскошный гобелен с изображением деревянного коня, из которого как горох сыпались греки, готовые покорить и разрушить Трою. Впрочем, у Кэтрин не было времени восхищаться прекрасным гобеленом, так как все ее внимание поглотил сидевший за столом человек, которого она тут же узнала. Когда-то, после того как Реставрация лишила их крова, именно сэр Томас Гоуэр приютил их с отцом и был настолько добр к ее семейству, насколько это позволяло его положение верного роялиста.
Так почему же ее привели к нему?
— Проходите, мистрис Вуд, — пригласил сэр Томас и добавил: — Принесите леди стул.
Кэтрин медленно приблизилась к нему, потирая ушибленную стражником руку. Теперь она заметила, как сильно постарел сэр Томас за те годы, что она не видела его. Увы, шестьдесят лет бурно проведенной жизни никого не красят, однако лицо его по-прежнему дышало уверенностью и спокойствием.
Только сейчас она заметила, что в одном из кресел возле дубового стола сэра Томаса, заваленного книгами, свитками пергамента и картами, сидел, небрежно развалившись, какой-то мужчина. Он в упор смотрел на нее — но не отеческим взором, как сэр Томас, а с каким-то голодным, почти по-звериному жестоким огоньком в холодных голубых глазах.
Стараясь сохранять спокойствие, которым всегда так восхищались ее собратья по сцене, Кэтрин перевела взгляд на сэра Томаса. Ни в коем случае нельзя показывать, как ей страшно, — иначе Робу это будет стоить головы.
— Дорогая Кэтрин, — медоточиво начал сэр Томас, — опасаюсь, что ваше положение — вернее, следует сказать «положение вашего брата» — очень и очень серьезно. Государственная измена! — Он беспомощно покачал головой.
Развалившийся в кресле человек, по-прежнему не сводивший с нее цепких глаз, негромко, но явно со значением кашлянул. Сэр Томас, кажется, сразу все понял и, искоса посмотрев на своего не слишком-то разговорчивого помощника, добавил сочувственно:
