снимать свои великолепные сапоги.
— Вижу, вы устроились как дома, — не могла не съязвить Кэтрин.
— Вот что, мистрис Вуд, вернее, миссис Тренчард, отныне вы моя жена, и все, чем владеет жена, принадлежит также и ее мужу. Если вы не желаете привлекать к нам излишнего внимания, советую запомнить мои слова. Я бы не отказался от кружки эля, женушка.
Кэтрин стало ясно, что ближайшие несколько недель — и дай Бог, чтобы недели не превратились в месяцы! — окажутся для нее нелегким испытанием. Она насмешливо присела перед ним, изображая послушную служанку, и удалилась.
На кухне она увидела, что Джорди не только попивает эль, но и жадно жует изрядный кусок еще горячего хлеба, щедро намазанного свежим маслом. По крайней мере хоть он выказал Кэтрин какую-то благодарность, выразительно кивая и кланяясь ей. Правда, впечатление несколько портили его попытки заговорить с набитым ртом. Мистер Том Тренчард, по всей видимости, держал своего слугу впроголодь.
Том принял из рук Кэтрин кружку эля и благодушно пригласил ее присаживаться у камина, словно уже стал хозяином дома. Судя по одежде, в кармане его не было ни гроша. Вероятно, наемник, с презрением решила Кэтрин. С другой стороны, сэр Томас Гоуэр обращался с этим наймитом как с равным, и невежа не боялся передразнивать министра.
Может быть, он джентльмен, оказавшийся на мели? Ну, и что с того, если это правда? Джентльмены так же мало церемонятся с женщинами, как и те, на кого они с таким высокомерием взирают. Придворные из Уайтхолла под предводительством веселого дебошира лорда Рочестера быстро завоевали себе дурную славу.
— Что-то ты все помалкиваешь, жена. Что тебя тревожит? Женщине заказано молчать самой природой.
— Мне не нравятся утверждения, по которым получается, что все женщины похожи одна на другую. Мужчинам бы пришлось не по вкусу, если бы их стали считать негодяями только потому, что среди них попадаются бесстыдники или плуты.
— Отлично сказано, сударыня, клянусь, этой репликой мог бы гордиться и сам мастер Уэгстэфф. Скажи- ка мне, жена, ты черпаешь свое остроумие из пьес?
Кэтрин округлила глаза в притворном изумлении.
— Ах, сэр, ваше невежество повергает меня в ужас! По-вашему, мне следует предположить, что красноречие сэра Томаса Гоуэра должно передаться вам, раз вы разделяли его общество? Однако я бы так не сказала — напротив, вы по-прежнему изъясняетесь весьма грубо. Из этого я заключаю, что мое остроумие присуще мне самой, а вовсе не является заемным.
Том расхохотался, когда она договорила, и, не успела Кэтрин опомниться, как его ручища обвилась вокруг ее талии, и он легко усадил ее к себе на колени.
— Умница! — ласково проговорил он ей на ухо. — Может быть, оно и к лучшему, что ты мне не жена, а то бы я поучил тебя почтительности. Пока же сойдет и это.
Он чуть отстранился и принялся целовать ее точь-в-точь, как те бесстыдные джентльмены, о наглом поведении которых Кэтрин только что размышляла.
Застигнутая врасплох, Кэтрин не успела ему помешать — вернее, спустя мгновение у нее уже не было желания сопротивляться. Удивительно, но она почему-то была уверена, что с женщинами он должен быть грубым и напористым, однако теперь ей стало ясно, что это не так. Его губы нежно поддразнивали ее, и это было так неожиданно и приятно, что Кэтрин ощутила, как проклятое тело начинает предавать ее!
К счастью, как раз, когда голова у нее уже начала кружиться, Том чуть шевельнул рукой, и здравый смысл тотчас пришел Кэтрин на помощь. Она без труда спрыгнула с его колен на пол и оказалась лицом к лицу с Джорди, который вихляющей походочкой зашел в комнату, продолжая жевать, словно голодал не меньше недели.
— Я не давала вам права вольничать со мной, сэр, — задыхаясь, проговорила Кэтрин.
— Да уж, хозяин, вы поторопились, — проворчал Джорджи, и с бороды его посыпались крошки. — Хотя, с другой стороны, зачем медлить, если милашка из актерок.
Кэтрин вспыхнула и отвесила звонкую пощечину, но не хозяину, а слуге.
— Стыд и позор! — воскликнула она. — И это после того, как я обогрела и накормила вас! Я не разрешала ему целовать меня, а тебе — называть меня «милашкой».
— Может, лучше «красоткой»? — подал голос Том. Так в портовых кварталах называли шлюх.
Кэтрин возмущенно обернулась и хлестнула по щеке и его.
— Пожалуй, стоит раз и навсегда во всем разобраться, — заявила она. — Я не потерплю вольностей и не позволю вам распускать руки, а вашему слуге — язык. Вы, сэр, презренный наемник, а ваш слуга — деревенщина, которому не мешало бы помыться, а также поучиться хорошим манерам!
В ответ на ее речь Том добродушно рассмеялся.
— Ну, по крайней мере, я-то помылся, — самодовольно сообщил он ей. Это была чистая правда — сидя на его коленях, Кэтрин ощутила исходящий от него слабый аромат лимонного мыла.
— Да вы просто невозможны, оба! — бессильно фыркнула она. — Каков хозяин, таков и слуга! Как прикажете исполнять задание в таком скверном обществе?
— Есть лишь один выход — запомнить, что на время нашего путешествия мы — муж и жена, а Джорди — наш единственный слуга. — Неожиданно Том заговорил очень серьезно: — Нам с ним не раз пришлось бывать в переделках, и дважды он спас мне жизнь.
Кэтрин недоверчиво посмотрела на Джорди. Неужели такое пугало может кого-то спасти? Он выразительно кивнул.
— Истинная правда, хозяйка. Вот только хозяин выручал меня куда чаще, чем я его.
— Я ему доверяю, — воинственно продолжил Том, — и ты тоже должна ему доверять. От этого может зависеть твоя жизнь.
— Да уж, в этой неразберихе мы все от кого-то зависим, — с горечью откликнулась Кэтрин. — Я — от вас, вы — от меня, мы оба зависим от Джорди, а жизнь бедняжки Роба зависит от того, останемся ли мы трое живы и невредимы. Ни в одной пьесе такого не сыщешь!
— Насчет пьес тебе лучше знать, — ответил Том. — А в реальной жизни, дорогая моя, все друг от друга зависят. Так уж устроен мир со дня грехопадения.
Страх, сознание собственного бессилия и гнев захлестнули Кэтрин.
— Ах, вот как! Мы начали проповедовать! Впрочем, что тут удивительного — ведь нам придется выдавать себя за еретиков-республиканцев! А сможешь ли ты, мистер Том, достаточно гнусаво пропеть псалом? Или ты собираешься заняться этим искусством на пути в Антверпен? Будь так добр, овладей сей наукой поскорее — тогда ты, как и полагается почтенному проповеднику, сможешь оставить добродетель бедной девушки незапятнанной!
На грубоватом лице Тома проступила усмешка, а слуга взглянул на него с некоторым злорадством.
— Да, сэр, — протянул он, — вы горазды молоть языком почем зря, но хозяйка-то, похоже, вас переспорит.
— Вот то-то и оно! — торжествующе воскликнула Кэтрин. — Даже слуга может поучить вас здравому смыслу!
— Ладно, ладно, женушка, не ворчи. Давай-ка лучше устроим военный совет, но сначала отправь служанку на рынок — прикупить нам что-нибудь к ужину. Кэтрин оторопела:
— Вы хотите остаться на ночь?
— Да, сударыня. Пакетбот отходит ранним утром, так что мы отправимся на рассвете.
Ну, что же, слезами горю не поможешь, решила Кэтрин, с грустью подумав, что это изречение, похоже, будет ее боевым девизом.
— Ваши вещи уложены, сударыня? — резко поинтересовался Том. — Надеюсь, у вас достаточно нарядов — и на каждый день, и выходных? И вот еще что, сударыня. Ни один из верных последователей покойного лорда-протектора не возьмет себе в жены особу по имени Клеон. Право же, оно больше подходит ветреной актрисе. Ваше настоящее имя — Кэтрин, и я буду называть вас именно так, хорошо? Или вы предпочитаете Кэт?
Уязвленная его приказным тоном, Кэтрин ехидно отозвалась:
— Сойдет и Кэтрин. Как написал несравненный Уилл Шекспир: «Хоть розу назови иначе, но не изменишь
