Девениш подошел к дорожному бюро, открыл потайной ящичек и сунул туда перстень. Заперев бюро, он вызвал камердинера и приказал найти мистера Стэммерса.
Как подступиться к делу? Не станет же он ни с того ни с сего спрашивать о перстне, который нашел в якобы заброшенном склепе. И какими глазами посмотрит на него флегматичный Стэммерс, если он начнет лепетать что-то о свежем свечном воске?
Он все еще пребывал в нерешительности, когда вошел Роб.
— Как я понял, ты хотел меня видеть.
— Да. Мне скучно. Поболтай со мной, Роб. Это было уж слишком даже для Девениша.
— Ну, знаешь!.. — возмутился Роб. — Погода подойдет?
— Думаю, нет. Может, поговорим о муже миссис Фолкнер? Ты ведь его знал? Почему его убили?
Роб озадаченно поглядел на него, но ответил:
— Единственное объяснение — грабеж. На него якобы напали и забрали все, что при нем было. Не осталось ничего, унесли даже кое-что из одежды.
— Хм… Сомневаюсь, что у него было при себе много денег. Он любил драгоценности?
— Да нет. Карманные часы да фамильный перстень — вот и все, что он носил. Когда обнаружили тело, их не нашли. А почему?
— Что — почему? — Лицо Девениша выражало полнейшее равнодушие.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я подумал, как, наверное, был разочарован убийца — совершить такое тяжкое преступление и ничего не получить.
— Единственная загадка в этом деле — почему Фолкнер ушел из дома пешком?
Еще большая загадка в том, подумал Девениш, как перстень Фолкнера оказался в склепе Маршемского аббатства, если его убили в нескольких милях от Маршема.
Глава седьмая
— Я опасаюсь одного, — сказал Леандр Харрингтон, зажав Девениша в углу гостиной, где все собрались в ожидании ужина. — А что, если ваши неосторожные слова о дьяволе прошлым вечером и подтолкнули его подвергнуть вас испытанию в склепе?
— Я сознаю, что дьявол злобен, но не думаю, чтобы он был мелочен. Если б он хотел мне отомстить, то сделал бы это более драматическим образом. Внезапная вспышка адского пламени — и я лежу мертвый и обугленный перед алтарем… Вот это было бы в его духе, а не какая-то там подножка.
— Вам все шуточки, а ведь это может быть опасно, знаете ли.
Девениш вставил монокль и пристально посмотрел на хозяина.
— Я полагал, вы человек здравого ума, последователь Жан Жака Руссо. Между тем вера в дьявола не очень-то согласуется с его взглядами!
— Я верю в Бога, — торжественно заявил Харрингтон, — что означает также, что я признаю существование дьявола. Простите мне мою смелость, но человеку, носящему прозвище Дьяволиш, как-то не к лицу отрекатъся от сатаны.
Вот те на, к чему он, черт возьми, клонит? — подумал Девениш. Ему показалось, что в словах хозяина есть некий тайный смысл и взгляд, которым они сопровождались, был многозначителен.
— Не я выдумал это прозвище, — проговорил он наконец, поскольку по лицу Харрингтона было видно, что он ждет ответа. — Его придумали другие. Я же сам не претендую на него. Дальнейшему разговору помешало появление леди Чейни. Она была великолепна в своем празднословии.
— Я просто счастлива, — громко заговорила она, — что вы мне позволили войти в ваш склеп. Я даже смогла вообразить, будто попала во времена Генриха VIII, и представила пышные обряды, увы исчезнувшие в наш прозаический век.
Ее вмешательство позволило Девенишу ускользнуть, однако далеко он не ушел: Тоби Кларидж, вторя Харрингтону, принялся корить его, что вот, мол, настроил против себя дьявола и тот последовал за ним в склеп. Судя по всему, со скукой подумал Девениш, это маленькое происшествие стало единственной темой в компании людей, которым просто не о чем поговорить.
Он отделался от Тоби и подошедшему в этот момент Гилсу не дал открыть и рта.
— Мистер Гилс, — сказал он, — если вы меня любите, не говорите о дьяволе и не спрашивайте, как я себя чувствую.
— Как странно, вы повторили то, что сказала мне Дру. Ей думается, это непременно вызовет ваше неудовольствие.
— В самом деле? Что за отвратительная у нее привычка — она всегда права! — Девениш громко расхохотался.
Друсилла, наблюдавшая, как Гилс разговаривает с Девенишем, с огорчением подумала, что брат, наверное, по своему обыкновению нетактичен. Но граф, улыбнувшись, погладил Гилса по голове.
— Честный мальчик, идите и развлекайтесь, покорите еще кого-нибудь своей искренностью.
Друсилла торопливо проговорила:
— Прошу прощения, если он обеспокоил вас, — он говорит не думая.
— Просто он еще не научился облекать свою прямоту в изящные формы. Знаете, вы очень похожи, и не только внешне. Скажите мне, миссис Фолкнер, — неожиданно спросил у нее Девениш, — почему все здесь только и думают о дьяволе?
— Возможно, это оттого, — медленно начала Друсилла, — что мы находимся в таком месте, которое когда-то было посвящено вере, и всякий, говоря или думая о Боге, не может не вспомнить и его антипода, дьявола.
Во взгляде, которым граф посмотрел на нее, было уважение. Джордж Лоусон, как раз подошедший к ним, неодобрительно произнес:
— Я надеялся, в этот вечер мы побеседуем о чем-нибудь другом, однако, как я вижу, лорд Девениш этого не желает.
— Я не желаю? — переспросил Девениш, принимая надменный вид. — Это не я одержим дьяволом; если бы зависело от меня, то о нем вообще бы не упоминали.
Отповедь со стороны высокой особы заставила Лоусона замолчать, к удовольствию Друсиллы. Она начинала понимать, почему графу нравится общаться с ней и с Гилсом — они не раболепствуют перед ним.
Как бы там ни было, пожелание Девениша было выполнено. Однако в застольной беседе возникла еще более неприятная тема. Кто-то сообщил леди Чейни об исчезновении девушек и об убийстве Джереми Фолкнера.
Сообщение повергло леди на целую речь, которую она произнесла на повышенных тонах:
— Я-то думала, как сильно отличается жизнь в Суррее от трагических событий, описанных миссис Рэдклифф, и не знала, что ошибаюсь. Мне дали понять, что здесь таинственным образом исчезли несколько девушек крестьянского сословия и даже произошли убийства, затронувшие благородное сословие. Предпринимались ли усилия, чтобы выследить злодеев? В конце концов, мы ведь живем не в дикарской стране! Леандр Харрингтон возвел очи горе. Было ясно, что, по его мнению, говорить о пропавших девушках неуместно.
— По моему разумению, в этих исчезновениях нет никакой загадки. Предполагается, что они бежали в Лондон, надеясь разбогатеть. Леди тряхнула кудрями.
— Ну, хорошо. Разумное предположение. А что насчет убийств?
Харрингтон избегал смотреть на побледневшую Друсиллу.
— Грабители, мадам, грабители. Я разговаривал с лордом-наместником, он вполне удовлетворен таким объяснением.
Не совсем, подумал Девениш, хотя, возможно, Харрингтону сказали что-то другое. Различие между тем, что говорил их гостеприимный хозяин, и словами Сидмаута беспокоило его. Он пытался понять причину охватившей его тревоги. Неожиданно он наткнулся на задумчивый взгляд Друсиллы Фолкнер, и в тот же миг ему стало ясно, что она видит его тревожное состояние.
Девениш отбросил прочь эту неприятную мысль. Он никогда не хотел такой тесной связи с кем-либо, однако ему становилось все яснее, что начиная с того самого момента, когда он встретил Друсиллу Фолкнер, нить, связавшая их, крепла с каждой встречей.
