Девениш тактично не стал напоминать ей, что прежний хозяин Лайфорда пал жертвой таинственного убийства, тем более что в этот момент появилась миссис Фолкнер, а следом служанка внесла поднос с чаем.
Девениш встал и поклонился. Друсилла мельком отметила, что костюм его столь же безупречен, как он сам. Ей всегда казалось, что человек, получивший прозвище Дьяволиш, должен быть черноволос, угрюм и одет соответственно.
Ничего подобного. Единственное, что перекликалось с его прозвищем, была его манера говорить.
— Я надеюсь, господин Гиле оправится после того, что произошло, — сказал он, обращаясь к Друсилле.
— Господин Гиле, — откликнулась та, — ведет себя так, словно ему все на свете безразлично. Я порой спрашиваю себя, есть ли что-нибудь, что может вывести его из равновесия.
Улыбка на лице Девениша напоминала скорее ухмылку.
— Вы знаете, лучше уж так, чем видеть все в черном свете.
— Да, вы правы. Я должна признать, он был очень расстроен смертью моего мужа. Они великолепно ладили друг с другом. Далеко не всякий муж радушно принял бы в свой дом калеку.
— Я ничего не слыхал о смерти вашего супруга, — мягко проговорил Девениш. — Как вы знаете, это мой первый визит в Трешем после десяти лет отсутствия. Надеюсь, его смерть не была следствием долгой болезни? — Увидев, как она меняется в лице, он поспешил добавить: — Прошу вас, простите за мой бестактный вопрос.
— Прошло уже два года с того дня, когда мой бедный Джереми был найден мертвым далеко от дома. Как и почему он умер, этого я, наверное, не узнаю никогда. Вы можете себе вообразить, в каком я тогда была состоянии, но потом смирилась, хотя для этого потребовалось время.
— Значит, ничего не известно.
— Да. Лорд-наместник посетил тогда меня, заверил, что сделает все, что в его силах, чтобы разыскать убийц моего мужа. Увы, недавно я получила от него письмо, в котором он с сожалением сообщает, что так и не удалось выйти на след.
Друсилла была спокойна. Еще совсем недавно ей было бы трудно говорить о страшном конце Джереми. Она отметила, каким деловым тоном было произнесено последнее замечание Девениша, точно таким же он спросил о ноге Гилса.
— Примите мои соболезнования, мадам. Должно быть, вы очень тоскуете по нему.
— Да, мы дружили с детства и были счастливы в браке.
И они замолчали. Мисс Фолкнер предложила еще чаю и булочек.
— Вы не собираетесь поселиться в Суррее? — спросила Друсилла, подталкиваемая скорее желанием увести разговор от гибели Джереми, чем действительно узнать о намерениях милорда. Друсилла немножко лукавила сама с собой. Лорд Девениш заинтересовал ее. Он был так непохож на Джереми, да и на большинство знакомых ей мужчин.
Он подкупал не только своей внешностью, но и едкими замечаниями, которые произносил с такой небрежностью. Однако мало что в этом человеке отвечало его устрашающей репутации.
Очевидно, Друсилла смотрела на Девениша слишком пристально для воспитанной леди, потому что вдруг заметила в его глазах, устремленных на нее поверх чашки, лукавую улыбку. Наверное, он ответил на ее вопрос, а она ничего не слышала! Друсилла вспыхнула.
Девениш, заметив, что она покраснела, мягко сказал:
— Как я понимаю, вы меня не расслышали. Мои намерения неясны. Они зависят от того, сколько я выдержу сельскую жизнь. Мой опыт в этом отношении столь мал, что я просто не знаю, понравится она мне или нет.
Девениш говорил и говорил, стараясь избавить ее от смущения. В этой молодой женщине нет ничего примечательного, тогда почему же он вдруг так внимателен к ней?
От размышлений его оторвал оживленный голос Друсиллы:
— Если вы желаете увидеть сельскую местность с самой лучшей стороны, то здесь есть великолепные виды. А еще мисс Фолкнер и я приглашаем вас в субботу на приходский праздник. Мы открываем для публики сады Лайфорда, с тем чтобы настоятель церкви Большого Трешема мистер Уильяме мог провести здесь ежегодный праздник — будем собирать средства для неимущих детей прихода. Ваше присутствие придаст блеск нашему собранию.
Девениш с поклоном поднялся.
— Могу ли я отказаться от столь заманчивого предложения! Конечно, я приду и буду рад сделать значительное пожертвование.
Девениш с иронией подумал, что все его лондонские знакомые пришли бы в изумление, узнай о его щедрости. Впрочем, они не могли знать, что Друсилла упомянула именно о том, на что он втайне делал пожертвования постоянно, — о неимущих детях.
Друсилла пробормотала слова благодарности. Граф еще раз поклонился.
— Надеюсь, вы меня простите, леди, если я покину вас.
Его речь и улыбка, которой он сопроводил ее, покорила обеих дам. Она полностью преобразила его лицо.
Друсилла при виде этого преображения испытала совершенно незнакомые ей ощущения. У нее словно озноб прошел по коже.
У мисс Фолкнер сердце на мгновение словно остановилось. Какой обаятельный господин! Она знала о его прозвище и репутации и все же решила: все это сказки!
О чем она и сказала Друсилле, когда Девениш ушел.
— Ты знаешь, дорогая, что ему дали прозвище Дьяволиш, а кое-кто называет его Сатаной? Говорят, его не пронять ничем и язык у него как змеиное жало. Обычно я прислушиваюсь к тому, что говорят люди, но в этом случае они ошибаются.
— Не ищи красоты, а ищи доброты, — произнесла Друсилла со всем спокойствием, какое только было возможно при ее состоянии.
— Ох, ты так рассудительна, душа моя. Позволь хоть раз чувствам возобладать над рассудком.
Друсилла промолчала. Дать волю своим чувствам, когда дело касается лорда Девениша, было бы не только в высшей степени неразумно, но даже опасно.
— Прости, Роб, что я умчался сразу по приезде, но после путешествия в экипаже, даже на короткое расстояние, у меня всегда болит голова. Мне нужно было проветриться, и это получилось очень кстати. Я встретил милейшее семейство, два невиннейших существа — миссис Друсиллу Фолкнер и ее юного брата по имени Гиле. Парнишке не повезло, упал с лошади. Пришлось помочь, почему я и задержался.
— Знаешь, Хэл, они не заслуживают твоих насмешек. Они такие и есть, как ты их иронично описал, и знакомство с ними очистит твое сердце от черноты.
— Если мое черное сердце можно осветлить чаем, сдобными булочками и разговорами со старой девой, а также простоватыми братом и сестрой, то ты прав, — проговорил Девениш, поворачивая стул спинкой вперед и садясь на него верхом. — А сейчас давай-ка рассказывай, что тут случилось и почему ты так беспардонно потребовал моего приезда.
— Прежде чем я перейду к делу, было бы неплохо, если бы ты выслушал Калеба Хуби, это один из твоих работников.
Калеб Хуби оказался мужчиной средних лет, прилично одетым; в руках он нервно вертел старомодную коричневую шляпу с широкими полями.
— Очень любезно с вашей стороны, милорд, позволить мне говорить здесь перед вами, очень любезно.
— Говорите, прошу.
— Дело вот в чем. Видите ли, милорд, у меня есть дочь Кейт, ей только что исполнилось шестнадцать, прелестный ребенок, но непослушный. Ровно неделя, как она исчезла. После обеда сказала матери, что пойдет погулять с соседской девочкой Рут Бейкер и скоро вернется. «Скоро», она сказала «скоро», милорд, но так и не вернулась. Рут говорит, что она не видела Кейт и они не договаривались о встрече.
С тех пор о ней ни слуху ни духу. Боюсь, не убежала ли она. Последние месяцы она совсем отбилась от рук, нипочем не слушалась. Я ее в тот день как раз слегка поколотил: она отказалась помочь матери с
