— Да, и пастушку тоже.
— Что? Ту дрянную штучку? Ну за это вы ей спасибо сказать должны.
Он помолчал, потом задумчиво произнес:
— Вот уж никак не думал, что она такая. Говорят, никогда не узнаешь женщину, пока не поспишь с ней. А выходит, что и поспав не узнаешь. Из моих вещей она никогда ничего не брала — но могу пожаловаться.
— Верно, ваших не брала, — подтвердил я. — Я, признаться, даже удивился, почему она не взяла сапоги.
— Ну, это понятно — ей пришлось бы объяснять следующему мужику, откуда они у нее. А самой ей они не нужны. Что же теперь делать? Мне нечем заплатить вам за квартиру. Я ей отдал все деньги, которые у меня были, Послушайте, верните мне сапоги. На кой черт они вам? Все вы, домовладельцы, одинаковы: из- за гроша удавиться готовы.
— Кто это тут домовладелец, черт вас подери? — рассердился я. — Я сам как рыба об лед бьюсь. А ну вас к черту с вашими сапогами! Только и смотрите, где бы что урвать! Ладно, забирайте!
Я достал сапоги из гардероба и поставил на стол:
— Вот, пожалуйста!
Мой гнев привел его в замешательство, но он справился с собой и взял сапоги.
— Хорошие сапоги, как по-вашему? — спросил он. — Я за них пятнадцать монет отдал.
— Высший класс, непромокаемые — лучше не бывает, — ответил я. Дайте-ка их мне. — Я взял у него сапоги. — Обратите внимание, как пристрочен язычок. Видите? Он доходит до самого верха. В таких сапогах можно стоять по щиколотку в воде, — ноги не промочишь.
— Как раз такие мне и нужны, — сказал работяга. — Я ведь целый день работаю в мокрой земле.
— Натрите их растительным маслом, — посоветовал я, — тогда кожа не затвердеет.
— Так и сделаю, — с готовностью сказал он. — Спасибо.
И, уходя, добавил:
— Вот что, я не из тех, которые любят урвать что-нибудь. Если вам надо будет выкопать яму для уборной, только скажите. Я выкопаю. И ничего за это не возьму. Она нас обоих облапошила, — меня на несколько фунтов, и вас тоже… что ж теперь делать!
Освободившуюся квартиру заняла буфетчица. У этой довольно полной женщины были черные волосы и невозмутимые глаза. Она обладала спокойствием человека, который видит правду и мирится с ней. Она прекрасно знала, что жизнь отнюдь не усеяна розами, она видела, как радостно вступают в нее люди и как жизнь их встречает. Звали ее Джин Оксфорд, работала она в баре небольшой гостиницы.
Пока я заносил некоторые сведения в ее расчетную книжку, она спокойно рассматривала меня. В ее взгляде не было любопытства, она не пыталась определить, что я робой представляю и как со мной следует держаться. Она рассматривала меня без всякой задней мысли, и я чувствовал себя с ней свободно.
— Подпишите вот здесь, — сказал я, протягивая ей книжку.
Она встала, подошла к столу, наклонилась, взяла ручку; на ней была блузка с глубоким вырезом, крестик на золотой цепочке, который она носила под блузкой, вывалился и повис, покачиваясь, над столом, словно приглашая заглянуть в охраняемый им заповедник.
Подписав бланк, она задержалась на минуту, как бы ожидая продолжения разговора, и я предложил ей сигарету.
— У вас, вероятно, интересная работа, — сказал я, зажигая спичку.
— Интересная. — Она снова уселась и затянулась сигаретой. — Я переменила много мест. Эта мне подходит больше всего.
— А интересно знать — почему?
— Ну… там ты будто во всем участвуешь — кипишь в самом котле.
— Встречаетесь со многими людьми, разговариваете с ними, — поэтому, да?
— Ага. Там никогда не соскучишься. Я работала в конторе, на фабрике, была официанткой. Торговала в собственной лавочке всякой всячиной — это, скажу я вам, была самая паршивая работа.
— Согласен, — сказал я. — Я бы возненавидел такую работу.
— Кое-чему она меня все же научила. Я даже рада, что испробовала это. Она задумалась. — Мужчины становятся совсем другими, когда заходят в лавку.
— Почему именно?
— Видите ли, они считают, что не их дело ходить в лавчонки. Это, по их мнению, должна делать жена. Они уже заранее злятся, когда идут туда. Всех покупок-то — бутылка-другая молока, пакетик аспирина да четверть фунта солонины. А платить надо из собственного кармана — из денег, припасенных на пиво и сигареты. Деньги на хозяйство у жены, и она их крепко держит, поэтому мужчины часто ведут себя грубо и ужасно торопятся. Ты для них пустое место, никто. Ты только и смотришь, как бы обобрать их. И не жди от них «спасибо». «Поскорее, я спешу», — ворчат они. В баре ты этих же мужчин не узнаешь: они относятся к буфетчице с уважением, приветливо. Если буфетчица простужена, они тут же дадут ей совет, как лечиться. Женам они таких советов не дают.
— Как это интересно, ей-богу! — воскликнул я. — Расскажите мне еще что-нибудь.
— Про что же еще рассказать? — спросила она, по глазам ее было видно, что она не понимает, что меня так заинтересовало.
— Расскажите о мужчинах — как они ведут себя в барах и вообще. Я очень люблю слушать о людях. А вы, наверное, очень наблюдательны. Вот и все. Я не собираюсь ничего выпытывать…
— Ну чего там у меня выпытывать. — Она улыбнулась.
— Конечно, нечего, — согласился я.
— Да вы сами скажите — что вам интересно, я расскажу.
— Бар — это место, где можно отдохнуть душой, забыться?
— Не для всех. Впрочем, для большинства, наверное, да. Ведь не из-за одного пива они туда идут; пиво пить можно и дома. В баре они встречаются с другими людьми. Разговаривают. Они чувствуют, что в баре им рады. А людям нужна компания. Они встречаются в баре с друзьями, забывают о своих заботах. Каждый выкладывает, что у него на душе. Всегда найдется человек, который охотно послушает тебя да еще посочувствует.
И домой можно прийти попозже. Знаете, ведь в большинстве семей нет счастья. Мужья и жены зачастую просто живут бок о бок и каждый считает, что заслуживает лучшей доли. Вот и притворяются друг перед другом — очень часто так бывает.
— Мне кажется, что это не совсем так, — возразил я, думая над тем, что она сказала.
— Нет, именно так. Мужчина обычно предпочитает говорить с мужчиной, а не с женщиной. Даже если это его жена. Жена и так знает всю его подноготную, все его слабости. Жена не станет его слушать, у нее и без того забот много. Бывает, что дети больны. А то еще жена, может, беспокоится, что стоит говорить и чего не стоит, чтобы, не дай бог, не испортить мужу настроение. Если жена и сядет послушать, видно, что половину она мимо ушей пропускает.
А мужчине «ухо» нужно. Все равно чье — лишь бы его слушали. Вроде как вы сейчас. Вот он и идет в бар. Для мужчины нет слаще, как в баре посидеть. У каждого есть свое любимое местечко возле стойки. Если мужчина придет и видит, что оно занято, он начинает злиться. Ему кажется, будто он один на него право имеет.
— Вроде того, как некоторые считают, будто они владельцы мест в пригородном поезде, — заметил я.
— Вот-вот. Когда постоянный посетитель, входит в бар, он идет прямо на свое привычное место. Там уж и дружки его должны быть. Я заметила, что когда кто-нибудь входит в бар и видит, что его приятель стоит не там, где всегда, он ни за что сам к нему не подойдет. Будет ждать на своем обычном месте, пока тот не подойдет к нему. Даже — поверите ли — не взглянет на дружка, просто ждет.
— Вы, конечно, хорошо знаете постоянных клиентов?
— Еще бы! Вдоль и поперек! Знаю, что они пьют, и никогда не спрашиваю, что наливать. Постоянные очень любят, когда им сама нальешь, не ожидая заказа. Это все равно, как когда при входе тебе кланяется официант. Чувствуешь, что ты, как-никак, важная персона!
— Но есть и такие клиенты, которым это не нравится. Это нельзя забывать. Ты отлично знаешь, что
