он вовсе не казался таким уж старым.
– Это ведь не один из них, верно?
– Нет, – ответил Пол. – Это наш новый друг.
Он поднял голову и принюхался.
– Что ты там варил?
– Если бы не ты, со мной все было бы в порядке.
– Нет, Джеймс, не было бы. Помнишь наш разговор в ту ночь, когда я тебя спас? Ты тот, кто ты есть. И ты это знаешь. И ты знаешь, что один никогда снова не станет никем.
Пожилой некоторое время смотрел на Пола, словно пытаясь переварить слова, услышанные от кого-то, кого он знал всю свою жизнь.
– Нет, – наконец сказал он. – Наверное, нет.
Пол подошел к фургону и отодвинул дверь. Ли с любопытством последовал за ним. Пожилому это, похоже, не понравилось, но он понимал, что помешать все равно не сможет. Возле фургона Ли тоже почувствовал странный сладковатый запах. Он не был уверен, что именно варил в фургоне пожилой, но, даже несмотря на голод, подумал, что если ему предложат глоток, то он, скорее всего, откажется.
Потом он понял, что внутри кто-то есть.
У задней стенки фургона, связанная, лежала высокая худая женщина. Глаза ее были завязаны, во рту – кляп.
Ли стало не по себе. Нечто подобное показывали в документальных фильмах по кабельному телевидению, предупреждая зрителей, что зрелище не для слабонервных.
Пол шагнул в фургон и присел перед женщиной. Протянув руку, он снял с ее головы повязку. Ли находился достаточно близко, чтобы увидеть, как расширились глаза женщины, когда она увидела, кто перед ней.
– Привет, Нина, – сказал Пол. – Помнишь меня?
Глава 29
Больница выглядела так, словно, открыв с большой помпой десять лет назад, о ней тут же забыли. Ее явно проектировали на века, но отчего-то совершенно не подумали об окнах и о том, что людям предстоит проводить в этих стенах довольно долгое время. В вестибюле пахло лекарствами, линолеум неприятно скрипел под ногами, а стены были увешаны плакатами, содержание которых либо наводило тоску, либо внушало ужас. Не люблю больницы. За всю мою жизнь там никогда не происходило ничего хорошего. Именно туда ты отправляешься, когда заболеваешь, и именно там тебе могут сказать, что ты скоро умрешь.
И конечно, именно туда отправляются умирать.
Мы прошли в самый конец длинного серого коридора на последнем этаже, в одноместную палату. Возле двери сидел полицейский, но через маленькое квадратное окошко можно было увидеть лежащее на кровати тело. Неподвижное, словно сделанный из дерева и ткани манекен. Большая часть лица была забинтована. Единственное, что подтверждало личность Джулии Гуликс, – рассыпавшиеся по подушке рыжие волосы. Но даже они казались редкими и выцветшими, словно из нее неумолимо уходила жизненная сила.
Прежде чем полицейский успел сказать нам, чтобы мы убирались, в коридоре послышались приближающиеся шаги.
– Что вы здесь делаете?
Голос принадлежал Монро. В руке он держал дымящуюся чашку с кофе. Я вспомнил, как Нина когда-то говорила, насколько он порой бывает неуклюж, но от этого стало только хуже.
Джон показал ему фотографию.
– Взгляните.
– Что это?
– Нам кажется, что это снимок того самого места в лесу, где нашли второй труп.
– Где вы его взяли?
– В ее квартире. По дороге сюда я попросил кое-кого проверить номер на фотобумаге. Фотография отпечатана пять лет назад. Преступление было умышленным, Монро. И все ваше дело разваливается.
Монро покачал головой.
– Это всего лишь пейзажная фотография, не более того.
– Я бы хотел…
– Она не сможет ее увидеть, Зандт. Вы туда заглядывали? Ее глаза забинтованы, и даже если бы это было не так, все равно ничего бы не изменилось. У нее разбит череп и серьезно повреждены обе лобные доли. Ее накачали лекарствами и поддерживают в ней жизнь, но это все, чем на данный момент может помочь медицина.
– Ей вовсе незачем видеть, – возразил Джон. – Достаточно слышать. Я всего лишь хочу с ней поговорить.
– Она не услышит. И в ближайшее время наверняка умрет.
Тем не менее, немного подумав, он отошел в сторону.
– Если бы хоть кто-то еще здесь мог говорить от ее имени, – сказал он, – я бы вам этого не позволил.
– Думаю, она не против, – ответил Джон.
Монро остановился у изножья кровати. Я встал в стороне, у стены. От тела Гуликс тянулись трубочки и провода к разнообразным устройствам. Вероятно, их цель заключалась в том, чтобы как-то ее обнадежить, но на мой взгляд, в этом не было никакого смысла. Если ты подключен к аппаратуре, это никак не может означать, что ты выздоравливаешь. Даже погруженным в кому это известно. Джон присел на край постели.
Гуликс, похоже, почувствовала, как сдвинулся матрас. Голова ее слегка сместилась в сторону, рот приоткрылся.
– Джулия?
Она снова закрыла рот и вернула голову на место.
– Я разговаривал с вами вчера вечером. В полицейском участке. Вы узнаете мой голос?
Молчание.
– Джулия, зачем вы это сделали?
Я не ожидал, что он задаст этот вопрос. Не ожидал этого и Монро, судя по выражению его лица. Предполагать можно было всякое. Она сделала это потому, что у нее поехала крыша. Или потому, что была виновна и не хотела предстать перед судом. Но может быть, и нет.
Она снова повернула к нему голову. Неожиданно ее язык начал быстро двигаться, облизывая губы. Джон взял со столика стакан с водой и влил несколько капель ей в рот. Язык продолжал некоторое время двигаться, затем успокоился.
– Шлюпка, – отчетливо произнесла она. – Пингвин в банковском зале. Отвратительная смесь, добавьте больше масла.
Я уставился в пол. Дело было не столько в словах, сколько в том, как двигался ее язык. Он вел себя чересчур самостоятельно, напоминая крысу, пытающуюся сбежать с тонущего корабля.
Зандт задал ей еще несколько вопросов. Он спросил, что за снимки она хранила в шкатулке у себя в квартире. Помнит ли она о фотографии, сделанной в лесу возле Торнтона, и если да, то когда это могло быть. И еще, не висела ли эта фотография у нее на стене и почему.
Она ничего не ответила. Возможно, снова погрузилась в сон, а даже если и нет, то ее разум мог блуждать неизвестно где, затерявшись в подземных коридорах. Я не знал, каковы последствия мозговых травм и всегда ли они неизлечимы, но что-то подсказывало мне, что прежней Джулии больше нет и никогда не будет. Полагаю, будь я женой Лоренса Уидмара, подобное могло бы меня основательно разозлить – всегда нужен кто-то, на кого можно взвалить вину. Гуликс теперь находилась за пределами мира добра и зла.
– Он здесь, – внезапно сказала она.
Я поднял взгляд. Это были первые слова, которые она произнесла за десять минут.
– Что? – переспросил Джон, наклоняясь к ней.
Во второй раз ее голос прозвучал намного отчетливее.
