— Но почему ты так уверен, что это не какая-то другая кошка? — спросил Клод.
Он прочел немало книг по палеонтологии и любил блеснуть знаниями.
— Ни в чем я не уверен, — ответил Картер и еще глубже погрузил пальцы в теплую жижу. — Но что- то мне подсказывает, что сейчас я прикасаюсь к подъязычным или горловым костям. У саблезубых кошек такие были, поэтому они могли рычать, как львы.
В этом месте раскопок окаменелые останки волков и саблезубых кошек обнаруживали чаще всего. Древняя кошка была безжалостным убийцей, у нее были мощные передние лапы, позволяющие удерживать даже крупную добычу, а огромные изогнутые клыки успешно довершали охоту. Существовало общее мнение, что саблезубые кошки, атакуя жертву, набрасывались сверху и ломали ей шею, однако Картер был с ним не согласен. Он считал, что эти хищники предпочитали нападать снизу, рвали острыми клыками мягкие животы жертв, а затем терпеливо дожидались, пока животное не ослабеет от потери крови, и уже тогда начинали пожирать добычу. На этом участке в Ла-Бре было найдено свыше семисот черепов саблезубых кошек, и только у двух экземпляров зубы оказались стертыми от старости. Отсюда Картер сделал однозначный вывод: если бы кошки набрасывались на крупных животных с мощной шеей сверху, зубы у многих выпали бы или оказались сломаны.
Однако его мнение до сих пор было мнением меньшинства, и Картер надеялся вскоре завершить работу, в которой он обосновывал свою версию.
— Как насчет меня? — спросила Розали. — Что попалось мне?
Были в жизни Картера моменты, подобные этому, когда казалось, что он — преподаватель выпускного класса и его окружают и чуть ли не рвут на части жадные к знаниям и шумные ученики. Но он также знал — это часть сделки; в награду за добровольную помощь при раскопках таким людям, как Клод, Розали и Миранда, было обещано обучение у самого знаменитого ученого.
— Вроде бы это какая-то конечность, — осмелилась предположить Розали, дабы не слишком отставать от Клода. — Возможно, бедренная кость.
Картер сомневался, что она смогла бы отличить бедренную кость от бивня, но промолчал, чтобы люди не теряли энтузиазма. Поднялся и медленно пошел к ее квадрату, рассматривая неровную, как будто взбитую, поверхность колодца. Да, она и вправду выглядела необычно бугристой и, хотя никакого движения под ней не наблюдалось, лишь время от времени всплывал, раздувался и лопался крупный пузырь метана, казалась колеблющейся. Картер начал предполагать, что его маленькая команда могла наткнуться на нечто особенное, огромных размеров, способное вызвать большой переполох.
— Примерно в шести дюймах влево и столько же в глубину, — подсказала ему Розали и присела рядом на корточки. — Пропустить невозможно.
На ней была грязная блузка из индийской хлопковой ткани и нечто напоминающее зеленые слаксы, обрезанные до колен.
Картер повернул запястье влево, растопырил пальцы. Ничего… На поверхность всплыли еще несколько пузырьков метана, блеснули радужной оболочкой в лучах солнца и тут же полопались, оставив после себя характерный запах.
Он что-то нащупал, затем медленно провел пальцами по всей длине таинственной находки. Розали права: это, по всей вероятности, кость одной из конечностей и, возможно, принадлежит она североамериканскому короткомордому медведю, предшественнику современного гризли, некогда столь распространенному на территории Соединенных Штатов и бесследно исчезнувшему в конце последнего ледникового периода. Эти звери были даже выше, чем медведи гризли, и весили до тысячи восьмисот фунтов. При этом лапы у них были на удивление длинные и стройные, что давало возможность быстро бегать, правда только на короткие дистанции, соответственно, ловить зазевавшихся травоядных, таких как лошади и верблюды. Люди всегда удивлялись, когда Картер на лекциях сообщал, что эволюция верблюдов происходила по большей части в Северной Америке.
— Я права? — спросила Розали. — Чувствуешь кость?
— Да, молодец, — кивнул Картер. — Она вполне может принадлежать медведю.
Розали просияла, как девочка, которой только что сообщили, что она первая в классе.
— Но наверняка узнаем лишь тогда, когда найдем все остальное и извлечем останки на поверхность.
Сделать это было совсем не просто, но Картер был наделен уникальным чутьем и почти всегда правильно определял местоположение находки, а также то, чьи именно останки им попались. Это чутье сослужило ему добрую службу во время раскопок так называемого Колодца костей в Сайсили, где он впервые прославился. Но он также понимал, что лабораторные работы могут легко опровергнуть первоначальные выводы, что неожиданное обнаружение одного коренного зуба, или альвеолы, или (однажды такое случилось с ним лично) окаменевшей личинки мясной мухи в локтевой кости могут перевернуть все с ног на голову. Личинки вообще могут о многом рассказать, если уделить им должное внимание.
Он медленно вытянул руку из колодца, подержал на весу, чтобы с пальцев стекла налипшая жижа, затем погрузил обратно. Уже совершенно очевидно, что им удалось дойти до самого изобильного в колодце слоя — тут можно было обнаружить останки большой кошки, гигантского медведя, с дюжину других редких окаменелостей, — именно поэтому, на опытный взгляд Картера, поверхность колодца выглядит столь необычным образом. Ученый ощутил легкое волнение, часто сопутствовавшее ему при других раскопках, в местах куда более экзотических, чем это, где им были сделаны самые неожиданные открытия, на которые он и надеяться не смел. Это странное ощущение уже давно его не посещало, и только теперь он вдруг понял, как соскучился по нему. Столь высокая должность в Музее Пейджа — это, конечно, замечательно, многие палеонтологи мечтали и мечтают о ней, но кабинетная работа никогда не прельщала Картера. Даже когда он писал свои монографии, доклады и отчеты, особого энтузиазма и интереса не испытывал. Совсем другое дело — полевые работы на чистом воздухе, где-нибудь в лугах или горах, а также в руслах давно исчезнувших рек. Он озирался по сторонам, любовался пейзажами и одновременно строил предположения о том, что может быть скрыто под слоем почвы. Мир для Картера всегда был подобен некоему сундуку с сокровищами, набитому самыми странными и необычными вещами: камнями и косточками; раковинами и надкрыльями жуков; самими жуками, застрявшими в кусочках смолы. Большинство людей вообще не обращают внимания на подобные предметы, они им не нужны.
А он их любил.
Терпеливо ожидающая чуть в стороне Миранда спросила:
— А что досталось мне?
— Прости, не понял? — ответил Картер, целиком погруженный в свои мысли.
— Если Клоду попалась саблезубая кошка, а Розали медведь, что тогда у меня? Надеюсь, что-то другое, особенное? Может, лев?
Она одарила Картера одной из самых ослепительных своих улыбок.
Он видел, что Миранда явно к нему неравнодушна, и не знал, как себя вести, чтобы охладить ее пыл. Вот она просунула палец под серебряное ожерелье и оставила на шее черное пятнышко смолы.
Картер улыбнулся, перешагнул через ведра Розали и направился к ней. Рука по самый локоть была облеплена грязью и весила, казалось, в три раза больше обычного.
— Тебе не помешало бы надеть что-нибудь более солнцезащитное, — сказал он ей, указывая на порозовевшую кожу шеи и плеч.
Миранда так и залилась краской, а он лишний раз напомнил себе о выдержке. Сейчас он дал промашку, отметил вслух такую интимную подробность, как состояние ее кожи, дал повод надеяться.
— И раздобудь себе дешевенькую футболку, как у меня, — добавил он и ткнул себя пальцем в грудь, указывая на надпись «Морской волк». — Лучший друг палеонтолога.
Миранда пробормотала, что раздобудет, и почти не сдвинулась с места, когда он опустился на колени рядом с ней. Картер решительно отмел эти мысли. Надо заниматься делом.
— Где именно это находится? — спросил он.
— В самом центре квадрата, — ответила Миранда, — и довольно глубоко.
— Если подбираться сбоку, — посоветовал он, — будет легче и эффективнее.
Затем наклонился вперед и опустил руку в колодец. Он чувствовал на себе взгляд Миранды, и, когда она схватила его сзади за ремень, чтобы он не свалился, пришлось сказать, что он в порядке и падение ему
