– Bene.
– Bene? – переспросил Картер. – Почему? Что тут хорошего?
– Если… я чокнулся, – прохрипел Руссо, – то приятно… иметь компанию.
«Значит, он понял, – подумал Картер, – что я ко всему этому отношусь скептически».
– Еще одно… одолжение.
– Конечно, – кивнул Картер. – Только сигарету не проси. Ты знаешь, тут с этим строго.
– Приведи… его сюда.
– Эзру Метцгера? – уточнил Картер, хотя в этом не было нужды.
Но хорошая ли это была идея? Знакомить друга, пребывающего в таком тяжелом состоянии, с человеком, который вполне мог оказаться самым настоящим сумасшедшим?
Руссо кивнул.
– Я позвоню ему, – пообещал Картер.
– Хорошо. А вот теперь, – прохрипел Руссо и с болью пошевелил пальцами искалеченной руки, – сигаретку бы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
– Я вижу пустые бокалы для шампанского, – строго сказала Кимберли одному из официантов, – а на моих приемах я не люблю видеть пустые бокалы.
– Хорошо, мэм, – ответил официант, – сию секунду.
И упорхнул в кухню, чтобы пополнить запас «Кристал».[42]
На самом деле таких малозначительных погрешностей было совсем немного, и Кимберли чувствовала, что вечер удался. Мэр, его супруга и его любовница, известная также как казначей предвыборной кампании, все они были здесь, и вокруг каждого из них в разных комнатах собирались другие гости. Кимберли пригласила на вечеринку также несколько крупных издателей и известных журналистов, банкиров и юристов и даже парочку бродвейских звезд. Сообщение об этом приеме непременно должно было попасть на шестую страницу, а может быть, даже в колонку Лиз Смит.[43] А если бы получилось так, что в результате удалось бы увеличить фонд предвыборной кампании мэра, что ж, это тоже было бы совсем неплохо.
Кимберли переходила из комнаты в комнату, приветствовала гостей, заботилась о том, чтобы все нужные люди перезнакомились между собой, и при этом все посматривала, не появится ли наконец тот загадочный человек, которого она пыталась выбросить из головы со вчерашнего дня. Пыталась, но не смогла. Мистер Ариус. Кимберли ни разу в жизни не встречала мужчин с такой внешностью. Никто и никогда не производил на нее такого мгновенного и неизгладимого впечатления. Вечер еще только начался, но она уже начала волноваться, что он может вообще не прийти.
Сэм стоял в углу большого салона вместе с двумя-тремя воротилами рынка недвижимости. Наверняка они обсуждали планы возведения очередной офисной башни или торгового центра. Проходя мимо мужа, Кимберли помахала ему ручкой, но он ее, похоже, даже не заметил.
А вот другие мужчины, к ее удовольствию, ее очень даже замечали.
На ней было алое шифоновое платье от Тьерри Мюглера:[44] приспущенные плечи, оголенная спина, разрез сбоку. Волосы уложены с тугим шиньоном и украшены заколкой с рубинами и бриллиантами в виде радуги. Сам мэр сегодня, целуя ее, долго не мог оторваться, и Кимберли заметила, каким свирепым взглядом одарила ее «казначей предвыборной кампании». «Не бойся, – подумала Кимберли. – Сегодня я намерена поймать рыбку покрупнее».
Обходя комнаты в очередной раз, она увидела его. Он стоял в вестибюле и передавал лакею длинное черное кашемировое пальто. Как и вчера, он был в темном костюме и тонированных темно-янтарных очках. Чуть приподняв подбородок, он повернул голову и в этот момент стал похож на слепого, пытающегося почувствовать, что его окружает. Кимберли устремилась к нему.
– Я так рада, что вы смогли прийти, мистер Ариус, – сказала она, протянула ему руку и подставила щеку для поцелуя.
– Спасибо за то, что пригласили меня, – сказал он и пожал ей руку, но целовать не стал. – Я рад быть здесь.
«Что же в нем такого странного, – гадала Кимберли, – такого удивительно привлекательного?» То, как он говорил? Фразы короткие, отрывочные – как будто он изучал английский только в школе. То, как он прятал глаза? То, какой была на ощупь его рука, коснувшаяся ее руки, – холодная и гладкая, как стекло? (И, кажется, что-то было не так с одним из его пальцев?) И еще от него исходил какой-то совершенно особенный запах, не похожий ни на один из лосьонов после бритья и одеколонов. Казалось, этот запах естественный, исходящий от его кожи, волос, дыхания.
– Давайте пройдем в салон, – сказала Кимберли, – и я представлю вас другим гостям.
Она взяла Ариуса под руку и повела в соседнюю комнату. Ощущение у нее было такое, будто она идет рядом с кинозвездой. Все вокруг реагировали таким образом, словно так оно и было, – расступались, давая им дорогу, обрывали беседу на середине, начинали шептаться: «Кто это с Кимберли?» На Ариуса все это, похоже, никакого впечатления не производило. Если Кимберли его кому-то представляла, он вел себя вежливо, но вообще был не слишком разговорчив. Отвечал любезно, но коротко и всегда туманно, уклончиво. Через некоторое время, задав ему несколько вопросов сама и послушав, как он отвечает другим гостям, Кимберли поняла, что знает об этом человеке не больше, чем в тот момент, когда встретила его в вестибюле. Откуда он приехал, чем занимался, где остановился в Нью-Йорке? Все это оставалось загадкой. Даже Сэму удалось выдавить из Ариуса всего несколько слов, но Кимберли прекрасно понимала, как ее муж воспримет Ариуса. Длинные светлые волосы, дизайнерские очки, и вдобавок этого человека представил его жене пресловутый Ричард Рейли. Сэм наверняка приплюсует Ариуса к парикмахеру Кимберли, дизайнеру интерьера, консультанту по антиквариату и всем прочим ее приятелям-геям. И, по мнению Кимберли, лучше этого просто быть не могло.
Если, конечно, не выяснится (упаси боже!), что это действительно так.
Ну а этот маленький кусок дерьма, Эзра, все же вышел к гостям и даже, насколько успела выяснить Кимберли, поблагодарил мэра за то, что тот помог вытащить его из тюрьмы после безобразий, учиненных в парке около здания ООН. Теперь Эзры нигде не было видно. Кимберли была уверена, что он вернулся к себе и занимается там какой-то ерундой, которую именует «научной работой».
Все остальное, похоже, было под полным контролем. Шампанское и прочие напитки лились рекой, официанты сновали среди гостей с подносами с канапе и легкими закусками, в столовой был устроен роскошный буфет, и всякий раз, когда Кимберли проходила по вестибюлю, открывались двери кабины лифта и оттуда выходили все новые и новые гости. Кимберли даже удалось уговорить Кэти Коурик[45] заглянуть на полчаса, и она была уверена: на следующий день о вечеринке обязательно будет упомянуто в средствах массовой информации.
Похоже, единственным, кто не развлекался на всю катушку, был ее загадочный гость, мистер Ариус. Кимберли, конечно, совсем не хотелось с ним расставаться, но нужно было исполнять обязанности радушной хозяйки, поэтому она была вынуждена отправить его, образно говоря, в свободное плавание. Всякий раз, когда он попадался ей на глаза, он был один, с бокалом шампанского в руке (и похоже, к шампанскому не притрагивался, бокал все время был полным). Ариус то в одиночестве прогуливался по террасам, то возвращался в комнаты и с большим интересом рассматривал картины или скульптуры. Может быть, он и в самом деле был серьезным коллекционером произведений искусства и хозяином огромного замка на юге Франции, где все комнаты от пола до потолка были завешаны знаменитыми картинами и уставлены статуями. Заметив, что Ариус остановился около не слишком выдающихся полотен, приобретенных первой, покойной женой Сэма, Кимберли, повинуясь безотчетному порыву, подошла к нему и спросила:
– Вы действительно коллекционируете произведения искусства?
– Я ценю красоту, – медленно протянул он в ответ, – во всем.
Не прозвучал ли в этой фразе какой-то тонкий намек?
– Тогда позвольте мне показать вам кое-что, что вам наверняка очень понравится.
Она развернулась, но он остался на месте. Кимберли поманила его пальцем.
– Пойдемте со мной, – сказала она. – Я не кусаюсь.
Незаметно, как только могла, Кимберли провела Ариуса через холл и быстро повернула за угол, к двери своей спальни. У двери она остановилась и сказала:
