на шее трое беспомощных сосунков, кажется, что и через десять лет все будет так же. А потом глядь, а вместо них уже трое несносных подростков, отвергающих любую заботу, а еще через какое-то время и того не будет! Вот тогда-то и пригодятся твои проекты! Главное, оставаться в седле, не соскочить с карусели, потому что запрыгнуть потом на нее будет ой как нелегко — на полном-то ходу! Бенни — человек прошлого. Для него любая тяжелая работа в поле всегда будет значить больше, чем все остальное. Можешь попробовать отправить его на курсы собачьей дрессуры, глядишь, научится команде «апорт»…

Какая мудрая женщина! Сама она в сорок лет пошла учиться на инспектора здравоохранения, успев родить пятерых детей. Я решила, что постараюсь как-нибудь удержаться на карусели, пока снова не обрету бойцовскую форму. Так что погоди, Диана, я еще вернусь — лет эдак в шестьдесят!..

48. Бенни

Иногда мне казалось, будто я снова стал холостяком. Последнее время Креветка редко появлялась в коровнике, и я целыми днями слонялся один, слушая местное радио и думая о своем. Был бы у меня брат, с которым можно было бы разделить общее дело… Хоть кто-нибудь, кто мог бы оценить мои маленькие победы: смотрите-ка, Линда и Амерсфурт стали давать больше молока, у нас уже сто лет, как не было мастита, да и силос нынче в цене — ну и тому подобное. Иногда за ужином я пытался хоть как-то заинтересовать всем этим Дезире, но это было все равно что разговор слепого с глухим.

— М-м-м… мастит? Нильс, осторожнее со стаканом!.. Хорошо, что они стали давать… больше… молока… Нет, Арвид, я кому сказала, не надо класть ноги на стол!.. Так что там, говоришь, в цене?..

И все равно я понимал, как мне повезло, не подумайте чего. Хотя бы после того, как прошлой весной я повстречал Рогера из нашей охотничьей команды в местном сельпо. Он тоже держал коров, но жил в местечке Норрокер, поэтому виделись мы, считай, только во время охоты. Он всегда отличался веселым нравом, любил поболтать, похвастать своим мальчонкой, который в одиннадцать лет уже отлично стрелял из дробовика. На этот же раз он ничего не сказал, даже головы не поднял. Я решил, что он заболел, и предложил выпить кофе с миндальными пирожными в местной кондитерской. Он молча кивнул, мы вошли, сели за столик и сделали заказ. Он все болтал ложкой в своей чашке, будто сливки взбивал. Наконец я не выдержал:

— Что-нибудь случилось?

— Она меня бросила! — чуть ли не злобно процедил он.

— Кто?

— Кто, кто, Анн-Софи конечно же. Свалила в Стокгольм. Их ведь не привяжешь!

— А ты… знаешь почему?

— Да нет. Никого другого у нее вроде не было. По крайней мере, по ее словам.

— А… у тебя?

— Когда бы я, интересно, успел?

— И что же… она совсем ничего не сказала?

— Не-а. Да и я тоже, как выяснилось. На это-то она и жаловалась. Что я с ней совсем не говорю. Ну или что-то в этом роде.

Мы немного помолчали.

— Знаешь, я больше всего по парню скучаю! — произнес наконец он. — Она его с собой забрала, я его теперь почти не вижу.

— Ну так, может, съездишь навестить?

— Ага, а за коровами моими ты присматривать будешь? Да и жить мне там негде, я тут обзвонил пару гостиниц, так они в день стоят столько, сколько я за неделю зарабатываю…

И он разрыдался. По-настоящему, захлебываясь слезами, капающими прямо в кофе.

Тут мне вспомнилось, как мы с Дезире ходили и молчали целый год до той поездки в Испанию. Меня аж дрожь пробила, словно мне за шиворот вылили ледяной воды. А ну как это повторится? Я призадумался, а затем взялся за дело и пристроил к дому веранду с солнечной стороны — будем там сидеть, я, Дезире, пацаны и малышка, греться на солнышке и трепаться обо всем на свете. Так я ей и сказал, и ей это явно понравилось. Кстати, вообще-то это она первая придумала. Я даже ящики для цветочных горшков сколотил.

А осенью во время охоты он застрелился, Рогер-то. В газетах писали, что это был несчастный случай — вроде как ружье заклинило, а он решил его проверить…

ГОД СЕДЬМОЙ

ПАСМУРНО, ТУМАН. ВИДИМОСТЬ ОГРАНИЧЕННАЯ

49. Дезире

Воспоминания о том, как я рожала Нильса в окружении толпы аспирантов и практикантов, были еще свежи, поэтому когда в конце июля я оказалась в родильной с Кларой, то сразу заявила, что не хочу, чтобы в палате находился лишний персонал. Прямо так бесцеремонно и выразилась — лишний персонал. Неудивительно, что акушерка на меня окрысилась! Она отомстила мне, причислив и себя к категории «лишних», — за первые несколько часов, пока я там лежала, ко мне почти никто не заглядывал. В конце концов пришлось отправить Бенни отлавливать акушерку в коридоре, пока сама я корчилась в схватках. Все прошло хорошо, если не считать, что на этот раз цирк начался после родов. В прошлые разы можно было, по крайней мере, несколько дней отлежаться в палате, отоспаться, пока специально обученный персонал заботился о ребенке — еда на подносике, цветы, посетители, радио…

На этот же раз меня выставили практически сразу. Продержали пару ночей в гостиничном корпусе при больнице, приглядывая за мной и Кларой, пока я не оклемалась настолько, чтобы самостоятельно доковылять домой. Бенни же все это время сутками напролет закатывал сено, чтобы все успеть, — прогноз погоды обещал проливные дожди несколько дней подряд. Детей он просто-напросто свалил на меня.

Так я и лежала в холодном гостиничном номере, только что после родов, со свежими швами, приучая Клару к груди, одновременно читая Нильсу сказки и следя, чтобы Арвид, не дай Бог, не открыл окно и не вывалился с седьмого этажа. Пару раз в день мы спускались в столовую, чтобы перекусить, Клара лежала в детской кроватке на колесиках, которую Арвид тут же принялся гонять по коридорам, пока Нильс с завистью семенил за ним, умоляя дать ему порулить. Чего удивляться, что после всего этого врач не хотел меня выписывать из-за повышенного давления — тоже мне, сюрприз!

Чувствовала я себя, надо сказать, гораздо хуже, чем с первыми детьми. Голова от давления просто раскалывалась, к тому же у меня случилось нагрубание груди, и я целыми днями сидела и со стиснутыми зубами сцеживала молоко, постанывая от боли. Я вдруг прониклась искренним сочувствием к нашим коровам, страдавшим маститом, о которых заботилась все эти годы, — бедолаги, так вот, значит, каково им приходится! А потом вдобавок ко всему у меня воспалились швы и подскочила температура!

Тут уж я не выдержала и позвонила Мэрте.

Я родила троих детей и сделала один аборт — и все это менее чем за четыре года. С тех пор как я переехала в Рябиновую усадьбу, я почти непрерывно носила детей или кормила грудью. Это смахивало на репортаж из какой-нибудь страны третьего мира. А если со мной случится инфаркт? Вдруг я возьму и умру?! Кто позаботится о наших детях? Не то чтобы я боялась, что Бенни загонит их на сельском аукционе, но как же он справится один? И на что они будут жить, если ему придется закрыть ферму?

Видимо, я задавала все эти вопросы вслух, пока лежала в жару, потому что Мэрта вдруг сказала:

— Уж я как-нибудь позабочусь, чтобы они получили христианское воспитание и были приучены к

Вы читаете Семейная могила
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату