Я удивилась. Анна Георгиевна, по-моему, меня не любила. Впрочем, меня многие учителя недолюбливали за плохую успеваемость и поведение.
— Извини, что я не пришла раньше, — сказала Анна Георгиевна. — У нас было совещание. Разреши мне раздеться.
— Конечно, Анна Георгиевна. Вот тут вешалка.
Я чувствовала себя очень скованно. Не привыкла, чтобы учителя ходили ко мне в гости.
— Как вы тут одни справляетесь? Впрочем, брат у тебя уже вполне самостоятельный, — она улыбнулась Косте. — Говорят, вы прекрасно провели урок в девятом классе. Но вам приходится много заниматься. Кто же вам помогает по хозяйству?
— Ребята из класса приходили, купили продукты, — ответила я.
— Это очень хорошо, — похвалила учительница, — Я завтра поговорю с ребятами. Пусть они ходят по очереди. По два человека от каждого звена. Продолжим, так сказать, тимуровские традиции. И в то же время чтобы не в ущерб занятиям.
— Да они и так будут ходить, — сказала я. — Завтра Дима Слуцкий придет подтягивать меня по математике. Я все уроки сегодня сделала. И завтра буду заниматься.
— Но не в ущерб здоровью! — посоветовала учительница. — Лучше поскорее выздоравливай и приходи в школу.
Потом она подробно расспросила нас о маме и успокоила нас рассказом о том, как ей однажды попала в глаз железная соринка и как она чуть не ослепла на один глаз. Но врачи вовремя сделали ей операцию.
— Глаза надо беречь! — строго подытожила она, а потом спросила обыкновенным, заинтересованным голосом: — Чем это у вас так вкусно пахнет?
— А это мы пирожки печем, Анна Георгиевна.
— Сами?
— Нет, к нам пришла Костина знакомая, а я ей помогаю.
— Вот как у вас тут уютно! — умилилась учительница, заходя в кухню.
А через минуту она уже сидела с нами за столом и тоже лепила пирожки. От жара плиты ее щеки раскраснелись, рукава она закатала, а на колени положила полотенце, чтобы не запачкать платье мукой. Она укладывала пирожки рядками на противень и с оживлением расспрашивала Наташу о приеме в медицинский институт. Ее сын в этом году собирался туда поступать. С меня сошла обычная стеснительность, которая нападала на меня в присутствии учителей, и я тоже вступила в разговор и рассказала, какую интересную книжку о врачах я недавно читала.
Так мы сидели за столом и оживленно беседовали, и мне было очень хорошо.
А вот Косте было плохо. Он мыкался по всей квартире, с унылым видом заглядывал на кухню — боялся пропустить телефонный звонок, поглядывал на часы. Я-то догадывалась, что его мучает. Он, наверно, думал: «Вот сейчас Светлана сидит в театре и смотрит на сцену… А вот сейчас она стоит в гардеробе и ждет, когда Венька подаст ей ее противную дубленку… («Противную» — думала, конечно, я, а не Костя,) А вот теперь она идет с Венькой по улице и хохочет, вспоминая какое-нибудь смешное выступление…»
Мне было немножко жаль брата, но в то же время я злилась на него.
Анна Георгиевна съела два румяных пирожка и ушла, пожелав мне и маме скорого выздоровления. Наташа убрала кухню и тоже ушла, даже отказалась выпить чаю. Она сказала, что ужасно устала и хочет спать.
Я легла. Костя спросил:
— Тебе ничего не надо?
— Ничего! — ответила я сердито.
— А почему такой тон?
— Потому что ты как слепой! — ответила я. — Как ты можешь еще думать о Светлане! Она, например, о тебе не думает! Сравни: Наташа и Светлана!
— Наташка — человек! — грустно согласился Костя. — Я Наташке очень благодарен. Но… понимаешь… Как тебе объяснить?.. Нет, не поймешь ты еще…
— Прекрасно пойму!
— Ну просто у Светланы такой своеобразный характер. Она сложный человек…
— Наташа в тыщу раз сложнее!
— Возможно… Ну не могу я тебе объяснить!.. Когда-нибудь сама поймешь…
— Я и сейчас понимаю: настоящий человек всегда в трудную минуту приходит на помощь. Вот мне, например, очень нравится один человек…
— Иди ты! — вытаращил глаза Костя. — Это кто же?
— Один человек, — уклончиво повторила я. — Из седьмого «А». Вначале он мне нравился только за внешность, а теперь за то, что он очень благородный.
— А у тебя есть доказательства его благородства?
— Есть. Один раз мне было очень тяжело, и он мне помог. Значит, он настоящий человек, не то что некоторые…
— Когда это тебе было тяжело?
— А вот когда я макулатуру собирала. Она была очень тяжелая, и он мне помог. Что ты ржешь? — обиделась я. — Не буду рассказывать.
— Ты уж очень прямолинейно смотришь на вещи, — сказал Костя. — А есть многое, что не поддается примитивному объяснению. Ну спи.
Он ушел, так ничего толком не объяснив. Может, я и в самом деле чего-нибудь не понимаю?
Я услышала, как Костя в ванне полощет горло. Вот это меня всерьез обеспокоило. Неужели, заболевает?..
Утром Костя снова полоскал горло, и вид у него был очень нездоровый. Но он все-таки пошел в школу, давать свой последний урок. Я же чувствовала, что окончательно выздоровела, и тоже хотела пойти в школу, но Костя меня не пустил.
— Лучше лишний день посидеть дома, — сказал он.
Я оделась, позавтракала и села за учебники. Часа два учила английский, потом сделала подряд для тренировки пять упражнений по русскому, из тех, что не задавали.
Костя вернулся на минутку, забрать пирожки для мамы.
— Интересно прошел урок, — сообщил он. — Знаешь, ребята попросили вести у них литературный кружок. Я согласился. Удивительные есть личности в этом классе. Так рассуждают! Не всякий студент… — Костя глотнул и мучительно скривился.
— Болит горло? — спросила я.
— Болит, подлое. Но я надеюсь, что это не ангина, а просто так. Ну ладно, я пойду в больницу, мне еще фрукты надо купить и сок. Да, я маме не сказал, что ты больна. А то она и так волнуется. Я сказал, что ты занимаешься.
— Правильно.
Костя ушел.
Вскоре явился Дима Слуцкий.
— Ну-с, приступим, — сказал он, поправляя очки. — С чего мы начнем?
— С самого начала, — ответила я.
— То есть как? — изумился он. — С таблицы умножения, что ли?
— Нет, таблица-то ладно… Но вообще-то я и материал второй четверти не очень хорошо знаю.
Честно сказать, не лежала у меня сегодня душа к занятиям математикой. Очень волновалась за Костю. Разные мысли отвлекали. А тут еще вернулась бригада маляров, и я невольно все время посматривала в окно на девушек в запачканных комбинезонах.
— Сейчас я тебя проверю, — сказал Дима.
Он стал задавать мне вопросы. Я, как могла, отвечала. Чаще всего я могла ответить только однообразным «не помню».
— М-да, — проговорил Дима и снова поправил очки. — По-моему, ты не только материал второй четверти, но и курс четвертого класса тоже не знаешь. Тяжелый случай… Мне с тобой заниматься — это все
