— Ах, вот оно что! Пресловутая причина! Долго же ты, однако, тянул…
— Боюсь, тебе придется подождать еще немного. Всякий подарок нужно сперва заслужить. И для этого я попрошу тебя ответить на два моих вопроса.
— Валяй спрашивай, только побыстрее!
— Вопрос первый: какую встречу ты считаешь самой важной в своей жизни?
— Встречу с Алисой, разумеется, ты и сам прекрасно это знаешь.
— Вопрос второй: помнишь ли ты мое правило номер четыре?
— Еще бы не помнить, ты ж меня наизусть его заставил вызубрить. Значит, так, тогда ты сказал: «Не придавай нашей встрече большего значения, чем она имеет на самом деле».
— Вот, собственно, и все. Соотнеся между собой два своих ответа, ты поймешь, почему я выбрал именно тебя.
— Э-э… нельзя ли поподробнее?
— Да пораскинь же ты мозгами, дурилка! Ты только что сказал, что самой важной встречей в твоей жизни была встреча с Алисой. Любой другой на твоем месте утверждал бы, что самой важной встречей в его жизни была встреча со мной! Подумать только, самого Бога увидать! Не каждому же так свезет!
— Прости, я не хотел тебя обидеть…
— Брось извиняться, наоборот, именно благодаря этому мы и встретились! Ты оказался единственным, кто был способен усвоить правило номер четыре, то есть единственным, с кем я мог заговорить. Ты ведь мои принципы знаешь: я в ваши дела не вмешиваюсь и собственной жизнью вы распоряжаетесь сами. А на твою жизнь встреча со мной ровным счетом никак не повлияла, а потому нисколько не нарушила естественного хода событий. Я ничуть не ущемил твою свободу выбора. Вот потому- то мы и встретились.
— То есть… Сам я здесь как бы ни при чем?
— Выходит, что так.
— Получается, я встретил тебя благодаря Алисе?
— Верно. Потому что она оказалась для тебя важнее, чем я.
Алиса, мой ангел-хранитель… Поистине, ей я обязан всем, что только было хорошего у меня в жизни. Почему, когда он спросил меня про самую важную встречу, я не колеблясь выбрал ее? Сам не знаю. Может быть, потому, что в жизни для нас важна не столько сама любовь, сколько тот, кто научил нас любить?
Год двадцать первый
Еще утром Лео предупредил, что после школы собирается поговорить со мной об одной важной вещи. Судя по торжественности его тона, разговор и впрямь предстоит серьезный. Интересно, что же это за вещь такая и с чего вдруг меня так основательно к ней готовить? По его виду ни за что не скажешь, что он вообще чем-то озабочен. Иногда мне даже кажется, что он намеренно скрывает от меня свои проблемы. Хоть Бог и уверяет, что мой мальчик вполне счастлив, мне все же с трудом верится, что жизнь шестнадцатилетнего парня может протекать столь безоблачно. Обычно подростки находят способ заморочиться на пустом месте — то у них хандра, то меланхолия, то воображаемая любовная драма. Впрочем, Лео это не грозит, он у меня писаный красавчик, что в его возрасте значительно облегчает жизнь. Он умен и пользуется невероятным успехом у девочек — о чем тут еще можно мечтать? Будь я одним из его одноклассников, наверняка завидовал бы ему черной завистью. В наше время таких называли везунчиками. Интересно, а как теперь? Я вот тоже, зарабатываю будь здоров, ни в чем ему не отказываю, даже балую, однако ему и в голову не приходит злоупотреблять моей щедростью. Так о чем все-таки он хочет со мной поговорить?
— То, что я сейчас скажу, наверняка покажется тебе странным. Но для меня эта вещь очень важна. Даже не знаю, с чего начать…
— Хотя бы намекни, из какой области эта твоя вещь?
— Из области любви.
— Весьма обширно.
— Да, но моя проблема вполне конкретна. Хорошо, начну по порядку. В общем, мы с Сабриной уже три месяца, так?
— Возможно, чуть дольше, и что?
— Короче говоря, вчера она меня бросила. Сказала, что я совсем не уделяю ей времени, что друзья для меня важнее, что я люблю ее только на словах и все в таком духе.
— Понимаю-понимаю. Знаешь, страдать от любви в шестнадцать лет вполне естественно, со всеми случается. Я и сам был таким.
— Да, но моя проблема не в этом!
— А в чем же тогда?
— Совершенно в обратном. Меня это ничуть не задело. Ну, может, самую малость.
— Но это же здорово! Выходит, она не для тебя!
— И вовсе это не здорово! У меня так со всеми девчонками. Ты же знаешь, я с целой кучей встречался, просто не со всеми тебя знакомил.
— О, да ты у меня, оказывается, донжуан!
— Я сейчас не об этом. Просто хотел сказать, что встречался с кучей девчонок, и со всеми одна и та же история: я ни к кому из них по-настоящему не привязывался. Никогда, понимаешь? Мы расстаемся, а я ничего не чувствую. Они рыдают, закатывают истерики, а мне ровным счетом все равно…
— Ну и? Что-то я пока не понял…
— Но ведь ты же переживал из-за мамы? Переживал, потому что очень сильно ее любил. А вот я никого не могу полюбить так же сильно. Может, я вообще не способен любить? Вот в чем моя проблема.
— Постой, но это же абсолютно разные вещи!
— Кто сказал? Все дело в том, что чувства у меня какие-то недоразвитые! А человеку для полного счастья просто необходимо влюбляться, разве нет? Короче, у меня проблема…
— Вовсе нет…
— Послушай, обещай, что не будешь ругаться. Я как-то рылся в старых вещах, которые остались от мамы, и среди них была коробка с ее письмами к тебе.
— Ты их прочел?
— Да. Только, пожалуйста, не ругайся!
— Не буду.
— Мне захотелось получше ее узнать, вот я и…
— Понятно.
— Я прочел эти письма и поразился, как сильно мама тебя любила. Они потрясающие, я так зачитался, что просто не мог оторваться.
— Я всегда советовал ей написать роман.
— Но у нее уже был роман, свой, настоящий! Она была влюблена в тебя и писала об этом чуть ли не в каждом письме! Даже не говоря о ней прямо, она умела показать, как бесконечно счастлива быть с тобой и любить тебя. Вам с ней повезло, а я вот никогда не испытывал ничего подобного. Один раз я даже попытался написать такое письмо Сабрине, но у меня ничего не вышло…
— Все потому, что ты тогда не чувствовал то же, что и мама!
— Вот именно. В этом и состоит моя проблема. Я не могу полюбить, как мама.
— Сынок, такая любовь случается лишь раз в жизни. Мне с тех пор не удалось никого полюбить так же сильно, как маму, а все потому, что я больше не встречал женщин, способных любить, как она. Такая любовь — подарок судьбы, драгоценный самородок. Не думаю, что такую любовь, как мама, можно встретить в шестнадцать лет. Мне было тридцать, а это вдвое больше, чем тебе сейчас. Ну а кроме того,
