иноверцами. «Третьему Риму — стоять» — утверждала новая доктрина, — «а четвертому — не бывать». Вскоре (в 1589 г. — Ред.) Митрополит был возведен в сан Патриарха. Правитель Москвы был объявлен не только защитником истинной веры, но и преемником императоров Византии и кесарей Рима, «помазанником Божиим».
После смерти своей первой супруги правящий князь московский Иван III, в стремлении укрепить свое новое положение, женился в 1472 году на Зое Палеолог, племяннице последнего византийского императора.
Женщины нередко играли важную роль в российской истории. Зоя, принявшая в православии имя Софья, была умна, честолюбива и, став женой Ивана в возрасте двадцати одного года, оказывала большое влияние при дворе на развитие различных видов искусств. Она воспитывалась в Риме, под опекой Папы, в обстановке самой утонченной культуры своего времени. Когда Зоя приехала в Москву, она хорошо знала не только родной греческий язык, но также латинский и итальянский. Вместе с ней прибыла из Рима и Константинополя целая свита ученых, художников, священников. Она привезла с собой греческие и латинские книги, бесценные рукописи, иконы и другие произведения искусств, а супругу Софья подарила великолепный трон из слоновой кости, выполненный в Персии. С этого времени герб византийских императоров — двуглавый орел — стал использоваться как символ России. Софья получила право самостоятельно принимать послов и общаться с гостями; она ввела тщательно продуманный дворцовый этикет, по-византийски помпезный. В отличие от простого и непосредственного обращения при дворе киевских князей, приемы московских правителей превратились теперь в пышные и сложные церемонии, по которым гостю полагалось низко кланяться до земли, целовать руки и одежду князя, а при прощании с поклонами пятиться назад.
Чтобы укрепить новое положение Москвы как центра истинной веры, Софья настойчиво советовала мужу построить в Кремле ряд новых церквей. В пятнадцатом веке наиболее известными зодчими были итальянцы, и их приглашали работать во многие города Европы. По настоянию супруги Иван послал своих представителей в Италию, чтобы они пригласили на работу в Москву самых знаменитых и талантливых архитекторов. В Болонье посланцы князя уговорили ехать с ними Аристотеля Фиораванти, имя которого было известно далеко за пределами Италии. Правители многих городов мечтали привлечь его для выполнения заказов, и согласие талантливого мастера возвести храм в Москве можно было считать честью, оказанной им этому городу. Фиораванти был настоящим представителем эпохи Возрождения — он был не только прекрасным архитектором, но также и замечательным инженером, экспертом-гидравликом и специалистом в вопросах фортификации, пиротехники и литья металлов. Вдобавок к этому, он был чародеем и поразил посла князя Ивана, показывая ему фокусы и превращая на его глазах воду в вино. Жители Москвы относились к нему как к волшебнику, обладавшему сверхъестественными возможностями.
В 1488 году другие посланцы царя Ивана сумели привезти в Москву Пьетро Антонио Солари и Марко Руффо (Фрязина) из Милана, а в 1493 приехал еще один миланец Алевизио Нови (Алевиз Новый) вместе с целой группой инженеров и архитекторов. Работая бок о бок с русскими, эти люди взялись за реконструкцию Кремля. Фиораванти учил русских, как нужно делать хороший строительный раствор, и основал кирпичный завод. Вполне возможно, что именно он давал советы, как возводить кремлевские стены — их строительство велось под руководством архитекторов и инженеров из Милана. Внутри этих мощных, сложенных из кирпича стен, толщиной от 3,5 до 6,5 метров, имеется целый ряд переходов и складских помещений. Над стенами возвышаются 19 башен, в пяти из которых устроены окрашенные в розовый цвет ворота. Это внушительное сооружение, а также само расположение Кремля на возвышенности сделали крепость практически неприступной.
Повсюду в европейских странах итальянские архитекторы с большим мастерством возводили здания в привычном для них стиле эпохи Возрождения, но не в России. С первых дней работы в этой стране они следовали русским образцам, строя согласно русским обычаям и вкусам. Как это уже некогда произошло с византийскими мастерами в Киеве, особое обаяние русской земли подействовало и на итальянцев. Работая с русскими архитекторами и мастеровыми, они возводили в Кремле новые соборы, с характерными чертами русских стилей.
Иван III поручил Фиораванти внимательно изучить архитектуру Успенского собора во Владимире, построенного в 1158 году, и использовать этот храм как образец для Успенского собора Кремля, которому предстояло стать местом коронации правителей Московии. Фиораванти побывал не только во Владимире, но также в Ростове и Ярославле, и русская церковная архитектура оказала существенное влияние на его стиль. Строительство Успенского собора было завершено в 1479 году, и храм оказался столь совершенным, что послужил впоследствии моделью для возведения других соборов России. Русские художники покрыли каждый сантиметр интерьера церкви великолепными фресками, выполнив их в византийском стиле по золотому фону. Колонны были расписаны отдельными поясами, подобно тому, как это делалось в древнеегипетских храмах. На колоннах изобразили гигантские фигуры мучеников, архангелов в доспехах и святых из Нового Завета. Всю западную стену занимала огромная фреска с изображением Страшного суда.
В собор поместили самую ценную реликвию страны — икону Владимирской Божьей Матери, или Богоматерь Умиление, — чудотворную икону, которую преподобный Сергий нес во время крестного хода перед битвой Дмитрия Донского с монголами. В 1132 году сын Владимира Мономаха заказал в Византии икону Богоматери для строившейся по его повелению церкви; предполагают, что созданный шедевр принадлежал кисти одного из величайших греческих мастеров. Имя художника неизвестно, но русские верили, что создателем этой иконы был евангелист святой Лука, которого в России считали первым иконописцем. Духовность чудесного образа Богоматери с ее печальным и нежным взором настолько близка русской душе, что икона Богоматери Умиление быстро стала наиболее почитаемой в стране, и русские не раз призывали ее на помощь в час опасности. На Руси икона служила образцом для изображений Богоматери с младенцем, и многие художники в дальнейшем создавали с нее списки.
Шли годы, и Успенский собор стал сокровищницей предметов церковного искусства. Его сияющий иконостас был подобен великолепной выставке прекраснейших икон русских и византийских мастеров средневековья, привезенных князьями в Москву из Великого Новгорода, Пскова, Киева и Константинополя. Образа помещали в золотые и серебряные оклады, их украшали золотыми ожерельями и подвесками из бриллиантов. В нимбы святых вставлялись тысячи драгоценных каменьев, сверкавших, как звезды, и искрящихся яркими огнями. В венце чудотворной Владимирской Богоматери, к которой верующие приближались, преклоняя колени, сияли изумруды величиной с грецкий орех, а плечо ее украшал огромный бесценный бриллиант.
В Успенском соборе хоронили митрополитов и патриархов. Серебряный ларец, в который царь после венчания на царство помещал свое завещание, также хранился в храме, как и деревянный трон под балдахином, предназначенный для коронационных торжеств русских правителей. Легенда гласит, что этот трон был изготовлен для Владимира Мономаха, но скорее всего, он был заказан для коронации Ивана Грозного. Трон изначально был позолоченным; он отделан двенадцатью панелями орехового дерева, украшенных искусной резьбой с изображением сцен из жизни Владимира Мономаха; его ножками служат резные фигурки мифических существ, и этот трон по праву считается одним из прекраснейших образцов средневековой резьбы по дереву.
Всего в нескольких метрах от Успенского собора, на месте существовавшей здесь ранее церкви, псковские зодчие построили новый храм — Благовещенский собор с белокаменными стенами и пятью золочеными куполами. Этот собор был предназначен для крещения и венчания царей. Небольшой и уютный, храм стал любимой церковью жен и сестер московских правителей. Мозаичные полы здесь набраны из яшмы и агата, стены покрыты фресками, а иконостас украшен работами великих мастеров Феофана Грека и Андрея Рублева. Иконы и иконостас в церкви были столь изумительны, что бывший здесь в семнадцатом веке священник Павел Алеппский, дьякон сирийского митрополита Макария, написал: «Ни один золотых дел мастер не смог бы оценить эти крупные каменья, бриллианты, изумруды, рубины, украшающие иконы и святые нимбы Спасителя и Богоматери. Драгоценные камни мерцают в темноте церкви, как угольки. Ризы на иконах изготавливались из чистого золота. Многоцветные эмали, выполненные с непревзойденным мастерством, вызывают восхищение у тонкого ценителя. Иконы, хранящиеся в церкви, могли бы наполнить не одну сокровищницу».
Это было время строительного подъема в Москве: возводились не только новые церкви, но и дворцы.
