Наталья умела танцевать, вышивать и немного говорить по-французски, и этим исчерпывалось ее образование. Семья Гончаровых проживала остатки состояния, которое досталось ей от одного из предков, получившего дворянство и владевшего полотняным заводом. Мать Натальи мечтала выгодно выдать замуж свою красавицу дочь. Ей самой, как любой романтически настроенной девушке, льстило внимание знаменитого поэта, но мать категорически возражала против такого брака. Пушкину было отказано.
Влюбленный до безумия, он попытался все забыть. Поэт отправился на Кавказ, где его брат служил в армии. Там, по его словам, в качестве полусолдата-полупутешественника он принял участие в одном из сражений с турками и мчался за противником верхом, размахивая саблей. Но, к великому огорчению поэта, турки отступили за границу, прежде чем он сумел вступить в бой. Пушкин провел на Кавказе несколько месяцев, собирая красочные кавказские песни и легенды.
В конце концов, мать Натальи смягчилась и согласилась на брак, о котором мечтал Пушкин. Но, возвратившись в Москву и добившись своей цели, поэт неожиданно впал в совершенно необъяснимую меланхолию. За сорок восемь часов до свадьбы, преследуемый тайными недобрыми предчувствиями, он отправился к цыганам и, слушая их, плакал.
Наталья и Александр обвенчались в Москве 18 февраля 1831 года. Невесте было восемнадцать, а Пушкину — почти тридцать два. Гости на свадебной церемонии стали свидетелями нескольких случайностей, воспринятых как дурные предзнаменования: крест с распятием упал из рук жениха, и его свеча погасла. И все же, несмотря на это, казалось, что новобрачные идеально подходят друг другу; величайший из поэтов женился на самой романтической красавице города.
Некоторое время все было хорошо. Молодая пара переехала в столицу. Царь назначил Пушкина на должность чиновника в министерство иностранных дел с окладом пять тысяч рублей. В этом же году Пушкин написал «Сказку о царе Салтане», одно из своих самых очаровательных поэтических произведений.
Вскоре после возвращения Пушкина в Санкт-Петербург на одном из приемов поэту представили нервного двадцатидвухлетнего молодого человека, который буквально боготворил Пушкина. У юноши были прямые темные волосы, напряженный пронизывающий взгляд и орлиный нос; он походил на какую-то странную птицу. Молодой человек приехал с Украины. Он был сыном небогатого казака — помещика из Полтавской губернии. Юношу звали Николай Гоголь. Он хотел стать писателем, но успеха на этом пути не достиг. В гимназии Гоголю говорили, что у него нет способностей к сочинительству прозы, и ему следует заниматься поэзией. Но первая же напечатанная поэма Гоголя была так безжалостно разгромлена критиками, что он, мучаясь от стыда и унижения, обегал петербургские книжные магазины, скупил все экземпляры поэмы и сжег их. Осознав тщетность своих усилий на литературном поприще, Гоголь, обладавший талантом изображения разных людей, подал прошение о зачислении его актером в труппу Императорского театра, но и там получил отказ. Ему удалось ненадолго устроиться мелким чиновником в департамент государственного хозяйства и публичных зданий. Он был очень честолюбив и добивался признания в обществе. В те дни, когда Гоголь познакомился с Пушкиным, он работал учителем и давал частные уроки.
Карьера воспитателя и педагога в частном доме сулила некоторые выгоды в будущем — она могла оказаться ступенькой к более серьезным занятиям. Каждую весну, сразу после начала навигации, учителя, нанятые в Европе — Германии, Швейцарии, Франции и Англии, прибывали в Санкт-Петербург. Их было много, и все равно не хватало. Помимо иностранцев, в богатых домах столицы работало немало русских наставников. Давать частные уроки считалось делом довольно доходным; учителя зарабатывали много, по три-четыре тысячи рублей в год в больших городах, и до семи-десяти тысяч рублей в провинции или далекой Сибири. Воспитатель занимал в доме не последнее место, особенно в среде мелкого провинциального дворянства, где учитель поневоле становился пророком, а гувернантка — оракулом. На этом поприще было два пути — угаснуть в деревенской глуши или добиться высокого положения, получив независимость и обеспечив свое будущее. Если гувернантка отличалась привлекательностью и приветливостью, ей иногда удавалось завоевать сердце молодого адъютанта или даже полковника и превратиться в госпожу полковницу. При наличии определенных способностей воспитатель в высокопоставленной семье, используя свои связи, мог получить должность чиновника. Частных преподавателей было так много, что они составляли особую прослойку в обществе. В одном только Санкт-Петербурге насчитывалось более шести тысяч воспитателей, и по закону 1834 года они получили некоторые привилегии от государства, в том числе право на ношение «вицмундира» народного просвещения, на автоматическое продвижение по иерархической служебной лестнице через определенное число лет пребывания в роли воспитателя, а также на получение пенсии.
Многие приезжавшие в Россию иностранцы с удивлением отмечали эту неистовую страсть к получению образования. Одним из них был Иоганн Коль, изучивший правоведение в Гейдельберге и Мюнхене и прослуживший шесть лет воспитателем в семье одного прибалтийского барона. Завершив службу, Коль отправился путешествовать по России и оставил несколько томов описания жизни страны в те годы. В частности, он рассказывал: «Со времени правления Петра Великого Россия была охвачена таким поразительным стремлением к образованию, какого не знали другие народы. Академии, университеты, гимназии, школы возникали повсюду, как по чудесному мановению волшебной палочки, и все еще продолжают создаваться с поразительной скоростью во всей обширной Империи. Последователи Петра превратили обучение в важное государственное дело».
Огромное число преподавателей в училищах и других учебных заведениях существовали за счет государственной казны. В Санкт-Петербурге для мальчиков было открыто немало военных училищ, готовивших офицеров. Самым престижным учебным заведением для детей из дворянских семей считался
Коль сообщал о новом Педагогическом институте, открытом в 1832 году для подготовки учителей. Мальчики поступали в него в двенадцатилетнем возрасте и изучали пять языков одновременно. Он слышал, как они «без затруднения» переводили с греческого на немецкий и с латыни на французский, немецкий и русский. Уроки велись на разных языках, и ребята отвечали на вопросы на том языке, на котором шел урок.
Хотя состоятельные родители предпочитали обучать дочерей дома, все русские императрицы, начиная с Екатерины II, уделяли особое внимание государственному образованию девочек и учреждали различные школы. Основными учебными заведениями для девушек в Санкт-Петербурге в 1830-1840-х годах были Екатерининский институт, в который принимали только девочек из аристократических семей, Смольный институт с двумя отделениями — одно для «благородных девиц», и второе — для мещанского сословия, Патриотический институт — для детей офицеров и Елизаветинский — для девушек из семей купцов и служащих. Существовало также Мариинское училище, в котором получали образование девочки незнатного происхождения; при достижении восемнадцати лет им либо подыскивали приличное место, либо давали небольшое приданое, если они выходили замуж. Были также школы, сиротские дома и различные приюты.
Девушки учились в институтах шесть лет и жили там почти так же, как в монастыре. Летом они разъезжались на каникулы, но во все остальное время им не разрешалось покидать учебные заведения ни под каким предлогом. Они никогда не выходили на прогулки по городу и только дважды в году им позволяли прокатиться в экипажах. Одним из редких появлений воспитанниц на публике было катание на масленицу в скромных колясках, выстраивавшихся в длинную цепочку. В институтах, абсолютно замкнутых учреждениях, находилось все необходимое для жизни девочек В Екатерининском институте были свои церковь, лазарет и
