вино было создано во Франции в расчете на русский вкус, и Готье впервые попробовал его именно в России. (Особую радость Готье доставляла возможность охладить бутылку шампанского за считаные минуты, поместив ее между двойными рамами, что он регулярно проделывал в своем гостиничном номере.) Иногда ему подавали ветчину из медвежатины, бифштексы из оленины, а также восхитительную стерлядь с Волги, крупную русскую спаржу — «нежную, белую, а вовсе не зеленую» и превосходные южные дыни. Он описывал также впечатления от вкусных щей, непременного первого блюда как в богатых, так и в бедных домах, цыпленка с брусникой и пожарских котлет, которые сам император случайно открыл для себя в провинциальной гостинице неподалеку от Торжка. На десерт подавались в больших количествах фрукты — апельсины, ананасы, виноград, груши и яблоки, уложенные в красивые пирамиды. В один из вечеров, вспоминал Готье, между нугой и маленькими пирожными были расставлены букетики из фиалок, которые после обеда хозяйка любезно преподнесла своим гостям.
В столице в течение всего девятнадцатого века и вплоть до 1914 года санкт-петербургский «сезон» официально начинался Новогодним приемом, который царь давал в Зимнем дворце для дипломатического корпуса. Торжество проходило в просторном белом Георгиевском зале, длиною в 40 и шириною в 20 метров, с его мраморными коринфскими колоннами и шестью огромными люстрами. Там сам император восседал на большом, отделанном красным бархатом золоченом троне с гербом, вышитым на спинке золотыми нитями по бархату. Император принимал поздравления собравшихся в зале дипломатов. После этого приема и до наступления Великого поста в течение зимних недель, когда столица была скована льдом, элегантное общество окуналось в круговорот концертов, банкетов, балов, оперных спектаклей, раутов и полночных ужинов.
Зимой светская дама поднималась поздно и появлялась в своей гостиной не раньше, чем в два-три часа дня. Иногда она отправлялась на прогулку в санях, а затем принимала гостей к чаю. Ужин начинался рано, около шести, а после него наступало время балета или оперы. Затем она возвращалась домой, чтобы отдохнуть перед балом, выезжала около полуночи и веселилась там до трех-четырех часов утра. Ужины, которые продолжались до пяти-шести часов утра, были в то время в большой моде.
Иногда устраивали
Более всего каждый петербуржец мечтал получить приглашение в Зимний дворец. Здесь, в месте нахождения самого великолепного двора Европы, Их Величества устраивали балы и приемы на две, пять, а иногда на десять тысяч человек. Билет на такой вечер воспринимался как приглашение в сказочную страну.
Двор был особым миром, жизнь которого регламентировалась сложным протоколом и традициями, выработанными еще в годы правления императриц Елизаветы и Екатерины. В огромном Зимнем дворце проживало около шести тысяч человек. Через две тысячи окон свет проникал в 1100 залов и комнат, и солнечные лучи озаряли хранившиеся здесь сокровища: зеркала, люстры, картины, дорогие персидские ковры, мебель красного и палисандрового дерева, обтянутую роскошным шелком и атласом. Золотую гостиную украшала мозаика в византийском стиле, а Малахитовый зал напоминал царские чертоги Нептуна. Все в нем отделано белым и золотым, а колонны, столы и огромные вазы искусно выполнены из великолепного зеленого малахита.
По этим, затянутым шелком комнатам и залам с натертыми до блеска полами, вниз и вверх по 117 лестницам дворца бесшумно двигалась целая армия слуг и лакеев в великолепных ливреях. Придворные шталмейстеры в мундирах с императорскими орлами и головных уборах с длинными развевавшимися красными, желтыми и черными страусовыми перьями плюмажа бесшумно двигались на мягких подошвах лакированных туфель. Блистательные лакеи в белоснежных чулках взбегали перед посетителем по лестницам, покрытым коврами. У каждой двери стояли неподвижно, словно выточенные из камня, служители в разнообразных ливреях, соответствующих назначению и убранству того зала, перед которым они находились. Некоторые были одеты в традиционный черный сюртук, другие — в польские накидки и красные туфли с белыми чулками. У одной из дверей стояли два красавца лакея в малиновых тюрбанах на голове, заколотых блестящими пряжками. Высокие темнокожие арапы в тюрбанах и шароварах молча возвещали о прибытии Их Величеств, распахивая перед ними двери.
Балы проходили в великолепном Николаевском зале, длиной 61 и шириной 18,5 метров. Его огромные двери были выполнены из красного дерева и украшены золотым орнаментом. За целую сотню лет церемониал великолепных ассамблей не претерпел изменений. Описания балов времен Николая I практически совпадают со свидетельствами приглашенных на празднества, проводившиеся полвека спустя в дни правления Николая II. Единственным новшеством, пожалуй, было использование электрического освещения вместо свечей.
Теофиль Готье однажды присутствовал на одном из таких балов в Николаевском зале, состоявшемся зимой 1858 года. В тот вечер все замерло в снежном, морозном безмолвии, и «луна, стоявшая высоко в небе, чистая и ясная, проливала свой загадочный свет на ночную белизну, делая тени голубыми и придавая фантастический вид силуэтам неподвижных экипажей. Зимний дворец пламенел всеми своими окнами, подобно горе с тысячами пробитых в ней отверстий, светившейся изнутри».
На великолепной Иорданской лестнице, украшенной огромными колоннами, на ступенях каррарского мрамора стояли шпалерами кавалергарды в сверкающих серебряных кирасах и шлемах с двуглавыми орлами, а также лейб-казаки в ярко-красных мундирах. Вдоль стен залов стояли лакеи в царских ливреях, застывшие в полном молчании. Готье писал: «Длинная галерея с полированными колоннами и натертыми до блеска полами, в которых отражались золото, пламя свечей и картины, уходила вглубь дворца… Это зрелище напоминало раскаленную докрасна печь. Полосы огня мчались вдоль карнизов, торшеры с тысячами рожков походили на воспламенившиеся кусты, и сотни люстр свисали с потолков, напоминая яркие созвездья…»
В воздухе стоял аромат древесины, сжигаемой в огромных изразцовых печах, и фимиама, наполнявшего ароматами комнаты, по которым проходили лакеи, размахивая серебряными курильницами. Вазы с благоухающими цветами стояли в фарфоровых и серебряных чашах, корзины с орхидеями и разнообразными растениями заполняли залы. В такие праздничные вечера Николаевский зал превращался в зимний сад с длинными аллеями благородных лавров и рододендронов.
Мундиры военных были отделаны золотым шитьем; на груди их сверкали бриллиантовые ордена и медали и ярко выделялись широкие орденские ленты. Молодые гусарские офицеры в алых и синих ментиках и начищенных до блеска сапогах носили столь плотно облегавшие ноги лосины, что их приходилось надевать с помощью двух солдат.[50] Элегантные черкесские и монгольские офицеры в своих экзотических, восточных униформах привносили в зал дыхание дальних окраин Империи. В тот вечер, когда бал посетил Теофиль Готье, Император Александр II был облачен в светло-голубые брюки в обтяжку и белую куртку до бедер, воротник и рукава которой были оторочены мехом голубого сибирского песца. Воротник его мундира и грудь сверкали позументами и орденами.
На все официальные церемонии и многие балы дамы, «имевшие приезд ко Двору», надевали красивые и элегантные придворные платья. Их носили поверх белой шелковой или атласной нижней юбки и отделывали золотой тесьмой или шитьем по подолу и спереди. Лиф и шлейф такого платья были из малинового, зеленого или синего бархата, расшитого золотом, а бархатные рукава свисали чуть не до земли. Волосы дам были завиты и уложены в золотую сетку. Поверх носили диадему или кокошник из бархата в тон платью, также богато расшитый золотом и драгоценными камнями. К кокошнику прикрепляли вуаль из кисеи или кружев, спадавшую на плечи. Императрица и великие княгини надевали такие же платья, только более богато расшитые и с более длинным шлейфом, усеянным бриллиантами. Сеточки, в которые укладывались их волосы, также сверкали бриллиантами.
Придворный бал начинался в девять вечера, когда появлялся главный церемониймейстер и трижды громко ударял в пол жезлом, украшенным золотым двуглавым орлом. Звуки замолкали, и наступала полная тишина. Главный церемониймейстер провозглашал: «Их Императорские Величества», — и в тот момент, когда открывались огромные двери и начиналось впечатляющее шествие, дамы склонялись в глубоком
