сходить к начальнику отдела, доложил ему о результатах допроса и согласовал план работы на завтра. Сейчас он уже был одет и поджидал коллегу, чтобы вместе отправиться домой.
— Пропал мой «опер». Как в воду… — сказал он.
— Арнольд? — спросил Глушков.
— Да.
— Ого! Ты смотри! — воскликнул Алексей Николаевич, указывая пальцем на корзину. — Газетки-то нет…
— Да. Исчезла.
— Сам выбросил?
— Нет. Волохов украл.
— Так надо же отобрать! — забеспокоился следователь.
— Не надо, Алексей Николаевич. Это другая газета. Наколотую я спрятал. Они, видимо, условились раньше, и Волохов ждет. Пускай сегодня почитает, подумает, а завтра поговорим. Очень испорченный человек!
— Да-а… Откровенно говоря, я удивлялся твоему терпению, Константин Семенович! — сказал Глушков, надевая темно-синее летнее пальто. — У меня всё внутри кипело. Взять бы паршивца за шиворот да выпороть как следует… Ничего ведь не боится, подлец!
— Порка тут не поможет. «Учи, пока поперек лавки ложится», — как говорит один мой друг… бывший старшина.
Прежде чем покинуть комнату, Константин Семенович набрал номер телефона роно. Секретарша сообщила, что заведующий находится на совещании в Смольном и сегодня не приедет.
— Ты о чем задумался, Константин Семенович? — спросил Глушков, видя, что Горюнов положил трубку на рычаг и в таком положении застыл.
— Я подумал о том, что наверно мальчишки в камере сильно волнуются. Они уверены, что именно сейчас, в данную минуту, решается судьба дальнейшей их жизни.
11. Значительный вечер
В конце лета погода решила вознаградить ленинградцев за холодную весну. В скверах, на площадях, на бульварах пышно цвели розы, флоксы и разнообразные однолетники. Асфальт не успевали поливать, и днем он разогревался до того, что на нем отпечатывались каблуки и рисунки резиновых подошв. Лимонад стал дефицитным напитком. Мороженое поедали в огромных количествах.
И всё-таки Константину Семеновичу удалось купить большой красивый торт из мороженого.
Дверь открыла Оля. В голубом платье, с пышным белым бантом в волосах, она выглядела очень нарядной.
— Папа! У нас гости! — деловито сообщила она.
— Ну! Кто же?
— Тетя Вера приехала!
Вера Васильевна, подруга Татьяны Михайловны по педагогическому училищу, работала учительницей в Дубровке и частенько приезжала в Ленинград.
— Тем лучше… Держи, Лешка! — сказал Константин Семенович, передавая дочери коробку.
— А что тут? Ой! замороженный торт. Вот здорово! Но он же растает, папа. Его надо скорей есть!
— Ничего, ничего. Там лежит сухой лед.
— А ты обедать будешь?
— Конечно! Ты пока приготавливай, а я поздороваюсь.
Оля убежала, и в это время в прихожую выглянула Татьяна Михайловна. На ней было светлое платье, волосы чуть завиты и уложены в какую-то необычную прическу.
— Уже пришел! Вот хорошо! — воскликнула она, увидев мужа.
— Танюша, подожди! Я же тебя не поздравил…
— А я думала, что ты вообще забыл.
— Не надо так… Просто я не хотел тебя рано будить.
— Спасибо, мой родной! — обняв мужа, виновато прошептала Татьяна Михайловна. — Не обращай внимания на мои шпильки. Пойдем. У нас Вера.
— А может быть, мне сначала пообедать на кухне? А потом я приду.
— Хорошо. Звонил Борис Михайлович и сказал, что после заседания приедет к нам.
— Ну вот… Очень может быть, что именно сейчас, в данную минуту, решается судьба нашей дальнейшей жизни… Какой это удивительный день… нашей свадьбы. Всегда в этот день случается что-то особенное. Правда?
— Да, — согласилась она и лукаво прибавила: — Но не всегда приятное.
Квартира, в которой жила семья Горюновых, имела две комнаты и обширную кухню.
Арина Тимофеевна тоже принарядилась в лучшее свое темно-фиолетовое платье и черную кружевную косынку.
— Погоди, Олюшка… Это в духовку. Дай-ка я тебе помогу!
— Да я знаю! — отстранила девочка на каждом шагу опекавшую ее старуху. — Пусти, бабушка! Ну что ты всё время мешаешь?
— Ты же платье запачкаешь!
— Сама ты запачкаешь!
Услышав эту перебранку, Константин Семенович хотел вмешаться и сделать дочери замечание, но сдержался и решил сегодня не портить ей настроения.
— Ну, как у тебя дела? — спросил он, усаживаясь за стол.
— Всё готово, папа!
— Вот хлопотунья. «Всё готово», а хлеба не дала, — сказала Арина Тимофеевна, нарезая тонкие ломтики от круглой буханки.
За обедом Оля затеяла любопытный разговор. Со слов Бориса Михайловича она знала, что отца назначают директором школы, а торт навел ее на размышления.
— Папа, у тебя сейчас будет больше денег?
— Нет, меньше.
— А почему? Ты же будешь директором школы! Ответственный!
— Ну так что?
Оля посмотрела на отца и, вздернув плечами, хмыкнула:
— Хм! А мне говорили, что ответственные работники очень много тысяч получают. Как настоящие капиталисты.
— Кто тебе это говорил?
— Мальчишки.
— А ты их слушай больше…
— А как же так? — подумав, снова заговорила она. — На какие же они тогда деньги всякие ужины и завтраки устраивают… для иностранцев? Сколько к ним народу в гости приходит! Человек сто! Ты видел на фотографиях? И все едят… Вот если к тебе в школу иностранная делегация приедет… Надо же их угостить?
— Надо.
— А где взять?
— Когда мы в школе свою фабрику-кухню организуем, всё будет просто. Настряпают ребята всяких булочек, пирожков…
— А продукты? — не отставала Оля.
— Продукты придется просить у государства.
— Бесплатно?
— Думаю, что бесплатно.
