независимость. И лишь опасение, что выказываемая ими настойчивость может повредить отношениям с дальневосточным спонсором, заставило делегацию ППС согласиться на постулат об автономии Царства Польского. Однако состоявшаяся во второй половине октября 1904 года конференция ЦРК ППС показала, что «старые» не собирались придерживаться принятой в Париже резолюции и вели речь только о независимости Польши.
У Пилсудского, как, впрочем, и у других «молодых» и «старых» членов руководства ППС, не было опыта деятельности в условиях, когда политика становится делом не отдельных личностей, а больших масс людей, еще вчера не проявлявших никакой общественной активности. Поэтому принимаемые ими решения чаще всего основывались на интуиции, а также знании психологии поведения людей в различных жизненных ситуациях, в том числе и экстремальных. История революции 1905 – 1907 годов показала, что у Пилсудского это получалось лучше, чем у других его коллег по руководству. Думается, что не последнюю роль в этом сыграли возраст «товарища Мечислава» и его богатый жизненный опыт, в том числе сибирская ссылка, многолетняя подпольная деятельность и пребывание в заключении в 1900 – 1901 годах.
В отличие от «молодых» Пилсудский не поддался охватившей общество эйфории, когда казалось, что дни самодержавия сочтены, что еще один натиск, и оно рухнет, открывая путь к свободе благосостоянию, социальной справедливости. 30 января 1905 года он писал Станиславу Войцеховскому: «Все люди здесь радуются и тешатся... а меня иногда, стыдно сказать, разбирает злость. Так это по-детски и глупо... В России революция, а мы что, хуже? И вперед. Когда я думаю, какие великолепные вещи без особых усилий можно было бы извлечь из этого всеобщего возбуждения, если бы показать серьезность и силы движения, мне становится не по себе. Но ничего не поделаешь – нужно делать хорошую мину при этой плохой игре и думать о спасении положения, когда, что вероятно, Варшава выговорится и выдохнется. Но в любом случае ситуацию можно и нужно использовать»[46].
Ценность этого признания прежде всего в том, что оно предназначалось для одного из его ближайших единомышленников, а не для широкого круга. Поэтому Пилсудский был в данном случае абсолютно откровенен. Что же не устраивало его в развитии событий в Царстве Польском? Во-первых, то, что революция из средства достижения стратегической цели ППС, то есть независимости Польши, сама стала целью. Во-вторых, неспособность ППС использовать «всеобщее возбуждение» для демонстрации миру и России стремления польского народа к независимости. Думается, что под «движением» Мечислав понимал не партию, а именно польский народ, организованный на борьбу за независимость. В-третьих, он считал, что положение все же не безнадежно и его можно и нужно использовать в интересах реализации стратегической цели ППС. Но для этого, писал Пилсудский в том же письме, ППС должна суметь так подчинить себе стихийное движение масс, чтобы, например, начать всеобщую забастовку и по команде ее прекратить. Вот тогда бы все убедились в силе партии.
Итак, уже в самом начале революции 1905 – 1907 годов в Польской социалистической партии обозначились принципиальные разногласия не по каким-то второстепенным аспектам тактики, а по вопросу о ее стратегической цели. «Молодые», для которых главным было свершение социальной революции, были убеждены в абсолютной необходимости тесного союза польского и русского пролетариата. Они были против выдвижения в качестве первоочередной задачи завоевания Польшей полной свободы от России, поскольку в этом случае о таком союзе не могло быть речи. А для «старых», боровшихся за отрыв от России польских земель (они включали в их состав также Литву, Белоруссию и немалую часть Украины) и создание суверенного государства, такой союз был только помехой. В качестве союзников они предпочитали иметь непролетарские слои польского общества, включая даже ту часть буржуазии, которая стремилась к независимости. «Старые» не отрицали необходимость для Польши социализма, но только в будущем, после освобождения. То есть, в отличие от «молодых», они стояли на платформе не социальной, а национально- освободительной революции.
Два этих лагеря в ППС расходились и в вопросах тактики. «Молодые» делали ставку на массовые формы борьбы пролетариата – забастовки, стачки, агитацию и пропаганду ярко выраженного социалистического характера. «Старые» весьма скептически оценивали предпочтения своих оппонентов, все надежды связывали с активными формами борьбы с русским господством в Польше. Естественно, публично они об этом не говорили, но в своем кругу не делали из этого тайны. Так, один из активных деятелей ППС периода первой русской революции М. Сокольницкий вспоминал о своем разговоре с Пилсудским в начале ноября 1905 года: «Я пытался что-то рассказать ему об энтузиазме движения, о небывалом размахе событий. Но он необычайно резко прервал меня: и это революция? Сложить руки и ничего не делать? Надеяться складыванием рук и прекращением работы победить врага? Без борьбы? Что за толстовские привились у нас принципы? Без борьбы, без усилий, без сопротивления злу? Чего же мы хотим добиться забастовкой, всеобщей забастовкой, здесь в Варшаве? Навредим ли мы чем-нибудь русскому правительству прекращением работы? Наоборот, мы лишь ослабим собственное общество и страну, у нас будет меньше сил для борьбы»[47].
Совершенно очевидно, что сосуществование в рядах одной партии двух течений, радикально отличающихся друг от друга, рано или поздно должно было кончиться. В ППС этот «бракоразводный процесс» длился до 1907 года, то есть, учитывая чрезвычайно высокую насыщенность этих лет событиями, достаточно долго. И в этом немалая заслуга Пилсудского, который до последнего момента стремился сохранить хотя бы формальное единство партийных рядов.
Начало борьбы «молодых» и «старых» было положено на VII съезде ППС, состоявшемся в Варшаве в начале марта 1905 года. Законность съезда, с точки зрения партийного устава, была достаточно сомнительной, ибо он был созван без согласования с Исполнительной комиссией ЦРК и Заграничным комитетом ППС. Первоначально это была конференция ряда руководящих партийных работников, действовавших в Царстве Польском, которая провозгласила себя высшим партийным форумом. Пилсудского и Йодко-Наркевича, которые до этого фактически руководили партией, на съезде не было. По словам Йодко-Наркевича, они были о нем поздно оповещены и поэтому не успели приехать из-за рубежа. А вот Келлес-Крауз упрекал их в том, что, игнорируя съезд и отказываясь от участия в его работе, они пытались принизить значение этого форума или даже сорвать его проведение.
Основная дискуссия на съезде развернулась по двум принципиальным вопросам. Первый: что должна делать партия – вести массы пролетариата в революцию или готовить национальное восстание. Второй: каким должен быть лозунг текущего момента – независимость или автономия.
Участники съезда еще не до конца осознали глубину разделявших их разногласий, поэтому принятые ими решения в основном имели компромиссный характер. Съезд призвал всячески укреплять революционный союз польского и российского пролетариата, но при этом не отрицал возможности, при возникновении благоприятных условий, и национального восстания. Задачей текущего момента был назван созыв демократического сейма в Варшаве, то есть борьба за автономию Царства Польского в составе демократической России, а реализация требования независимости Польши откладывалась на будущее.
Съезд принял решение о создании ряда отделов, в том числе и Боевого[48], задачами которого было бы не только руководство массовыми уличными выступлениями, но и создание Боевой организации для развертывания в соответствующий момент вооруженной борьбы. Его руководителями стали Валерий Славек и Александр Пристор. Таким образом, съезд санкционировал создание вооруженного плеча партии, за что уже давно ратовал Пилсудский.
Авторитет Пилсудского в партии был по-прежнему высок, поэтому его, несмотря на отсутствие на съезде, избрали членом Центрального рабочего комитета ППС, правда, с условием, что он будет находиться на территории Царства Польского. «Молодые», не тронув Пилсудского, одновременно попытались ослабить влияние его группы на партию. Серьезный конфликт вызвало устранение из состава Заграничного комитета ППС Леона Василевского, одного из старейших членов ППС, близкого соратника Пилсудского. В знак протеста против этого решения о своем выходе из этого важного партийного органа заявили Йодко-Наркевич и Енджеевский. В среде «старых» были даже настроения не признавать решений съезда, созванного с нарушением принятой в партии процедуры, и созвать новый форум. Конфликт, действительные причины которого были куда более глубокими, грозил перерасти в раскол партии.
Пилсудский сделал все, чтобы не допустить такого развития событий и хотя бы частично сохранить в руководящих партийных органах позиции «старых». И на этот раз его готовность к компромиссу помогла разрешить конфликт. Василевский остался в составе Заграничного комитета, отозвали свои заявления Йодко и Енджеевский. Но, в целом, «молодые» и после съезда, пользуясь нарастанием революционных настроений
