— Если вы говорите верно, то я не понимаю, почему же… — сказала девушка с деланным недоумением и подняла учебник. — Вот, пожалуйста, я прочитаю: «Пушкин, как известно, из всех времен года больше всего любил осень, когда у него особенно легко создавалось приподнятое, бодрое настроение, вызывающее прилив творческих сил». Как же так получается?
Густая краска залила лицо учительницы.
— Что получается? — переспросила она.
— Получается нелепость! Противоречие. Я, например, не знаю, как понимать. Вы говорите одно…
— Это не я говорю, а наука.
— Какая же это наука, когда в одной и той же главе говорятся совершенно различные вещи?
— Хорошо, мы поговорим об этом на следующем уроке. Садитесь! — отрывисто сказала Наталья Николаевна.
— Ведь мы же учили к сегодняшнему дню…
— Садитесь! — резко приказала учительница. Клара села, но на смену ей поднялась рука Вали Беловой.
— У вас что? Тоже вопрос?
— Да. Вы говорили, что глубина чувств не связана с бурными переживаниями, ни тем более с бурными проявлениями. Лермонтов пишет: «Полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов». Это верно?
— Ну и что же?
— Я хотела знать, верно это или неверно? — настойчиво спросила Валя.
— А что дальше? — уклонилась от прямого ответа учительница, предвидя опять какую-то каверзу.
— Пока все. Я только хотела знать, верно это или нет.
— Верно.
— А как вы считаете, Кутузов был глубокий человек?
Наталья Николаевна молчала. Она поняла замысел Беловой. В главе «Аффекты» приводился пример из «Войны и мира»: вспышка Кутузова при докладе ему немцем Вольцогеном о ходе Бородинского боя. И это, в какой-то степени, противоречило понятию о глубине чувств. Ничего страшного в этих противоречиях не было, и при других обстоятельствах она смогла бы все это объяснить, но, находясь в состоянии сильнейшего нервного напряжения, она боялась запутаться сейчас в неписанных законах человеческой психологии.
Наталью Николаевну взорвали ехидные улыбочки, появившиеся на лицах учениц.
— Я могу дать вам знания… но голову… головы вы должны иметь свои. Зачем они у вас? Для украшения, что ли…
— Вот тебе и раз! С больной головы да на здоровую, — сказала Валя.
— Что такое?! — сквозь слезы крикнула учительница и, не в силах больше себя сдержать, выбежала из класса.
Это было неожиданно. Конфузливо переглянувшись и пожав плечами, девушки продолжали сидеть на местах. Всех охватила какая-то неловкость, хотя вины за собой никто не чувствовал.
— Вот так номер! — в полной тишине произнесла Женя.
— Будет баня! — вполголоса заметила Катя.
— А за что? Мы же ей задали вопросы по существу! Если учительница не знает, то мы-то тут при чем? — вызывающе сказала Валя, но все поняли, что она сильно струхнула.
— Не надо было говорить насчет больной головы, — упрекнула ее Лида.
— А разве я сказала!
— Нет, это я сказала! — насмешливо отозвалась Светлана.
— Я же поговорку привела в пример.
— Хорошо. Не будем распространяться. Куда она побежала? — спросила Тамара.
— Наверно, к директору, — сказала Лариса. — Жаловаться!
Но Лариса ошиблась. Наталья Николаевна вбежала и учительскую, бросилась на диван и разрыдалась. Она не заметила, что в комнате у окна, закрывшись газетой, сидел Константин Семенович.
— Что случилось, Наталья Николаевна? — спросил он, пересаживаясь к ней.
— Я не могу больше… Они меня изводят! Я не пойду больше к ним! — бормотала она всхлипывая. — Что я им сделала?
— Успокойтесь, Наталья Николаевна…
Он налил стакан воды и протянул его ей. Молодая учительница отстранила руку и, закрыв лицо платком, зарыдала еще сильней.
Константин Семенович поставил стакан, подошел к расписанию и, убедившись, что инцидент произошел в его классе, отправился наверх.
Его появления ждали меньше всего.
— Что у вас произошло? — холодно спросил он, усаживаясь за стол.
Девушки молчали.
— Иванова Екатерина, — вызвал учитель. — Если преподаватель покинул класс, то это, наверно, чем-то вызвано?
— Константин Семенович, мы вам даем честное комсомольское слово, что сидели тихо и ничего такого… Холопова и Белова задавали ей вопросы, а она чего-то взбеленилась…
— «Она»? Кто это — «она»? Когда вы говорите со мной о преподавателе, извольте называть его по имени и отчеству. Кроме того, из вашего ответа я ничего не понял. Что, вы сказали, произошло с Натальей Николаевной?.. Что же вы молчите? Повторите.
— Наталья Николаевна… ну… вспыхнула, что ли…
— Хорошо. Садитесь. Холопова, какой вы задали вопрос?
Клара слово в слово повторила свой диалог с учительницей.
— Может быть, вы ответите на мой вопрос, Константин Семенович? — с виноватой улыбкой закончила она.
— Нет. На него вы ответите сами, но не сейчас. Этот вопрос имеет отношение к литературе не меньше, чем к психологии. Вспомните, что вы проходили в седьмом и восьмом классах, почитайте, подумайте и на следующем моем уроке я вас спрошу, почему Пушкин так любил осень? Второй вопрос?
— Белова, говори, — пробормотала Женя.
Белова повторила свой вопрос и происшедший затем разговор, умолчав о «больной голове».
— Я вижу, этот вопрос сегодня вам спать не давал!.. Думаю, что, независимо от глубины чувства, воли и характера, на свете нет человека, которого нельзя было бы вывести из себя, да еще в такой момент, как Бородинский бой. Пример с Кутузовым просто придирка с вашей троны. Нет правил без исключения, а в психологии их великое множество. Это слишком сложная наука. Все?
— Да, все, — подтвердила Катя.
Константин Семенович задумался. Однажды на его Вопрос «Какой у вас сейчас урок?» Женя сморщила нос и с иронией ответила: «Будем по учебнику обследовать человеческую душу». Он знал и то, что между собой девушки называют Наталью Николаевну «психичкой». Это пренебрежительное прозвище, как и выражение комсорга о том, что «она чего-то взбеленилась», доказывали, что молодая учительница не нашла с коллективом класса общего языка и не сумела их заинтересовать своим предметом.
— Иванова! Вы дали честное комсомольское слово от имени всех, — после паузы начал Константин Семенович, обращаясь к Кате. — Я уважаю вас и не могу не верить…
— Константин Семенович, она дала слово только том, что мы сидели тихо! — горячо сказала Аня.
— Алексеева, я разговариваю не с вами. Я не намерен с каждой из вас в отдельности обсуждать этот случай. Если в классе что-то произошло, — значит, комсорг совершила ошибку. Чего-то не додумала, что-то упустила, к чему-то не прислушалась, не посоветовалась. Я нисколько не сомневаюсь, что вы сидели тихо, но тем не менее Наталья Николаевна в слезах покинула класс. Тишина бывает разная. Мне стыдно за вас!
