дай откусить». У всех мечты, а у некоторых просто хороший аппетит.
– А ты делиться не хочешь? Ты хочешь одной себе заграбастать весь огромный пряник?
– Да! Я не лохиня! Это мой собственный пряник! Шоколадный сверху, мармеладный внутри! Делиться не буду. Тем более у всех девчонок есть мальчики, а у всех мальчишек – девочки.
– Нe поделилась? Ну вот. Эх, Князева! А обижаешься. У тебя характер... Как бы покультурнее сказать? На букву «Г» твой характер.
– Грубо! И чем тебе не нравится мой характер?
– Ты себя считаешь в центре, а других по краям.
– Считаю! Потому что так и есть. Я в центре, а они все по краям. – Она нажимала на кнопки, по экрану носились монстры. Нажала на мышку – выстрел.
– Поосторожнее! Ты и меня прихлопнешь! – Виртуал среди страшилищ был красивым и одиноким. Бегал по лабиринту, строил рожи Лидке.
– Конечно, меня в классе не ценят, потому что зависть их гложет. Кто в фонде беспризорников работает на общественных началах? Я! У кого новая шуба и новая к тому же шапка? У меня! Кто золотой слиток нашел недавно на обычной помойке? Опять я! Кому скоро дадут медаль за общественную работу среди беспризорников? Мне! А девчонки насмехаются, потому что они все до одной хуже меня!
– Лида, ты жадина, хвалишься беспризорными, сама хлопочешь для себя о кубках-грамотах-медалях. А золотой слиток с помойки вообще ничего не доказывает!
Он исчез среди монстров и крикнул на прощание:
– Угости пряничком! Хоть кусочек отломи! Мне тоже не хватает в жизни счастья!
Потом громко захохотал, вылетел из компьютера и упорхнул в форточку, Лидка бросилась к окну, но он растворился в сиреневых сумерках. На бульваре в это время мирились Оля и Артем.
– Смотри, Виртуал полетел, – Артем нисколько не удивился летящему парню. Да и все на Лунном бульваре уже привыкли к Виртуалу.
Леха видит Агату только в школе, и ему это надоело – надо мириться. Да, она коварная изменщица и о чем-то шепталась с этим балдой и лохом Харей. И даже обнимала его за шею, чтобы сказать свои секреты ему в самое ухо. Вспоминая об этом, Леха скрипит зубами и шепчет:
– Замочу на фиг!
Но мочить он никого не будет. Он видит впереди стройную девочку, которая скачет по дорожке вприпрыжку. Это Агата, ей весело, она слушает музыку, Шнур поет ей свою мрачную песню. Но когда нам весело, то всякая песня кажется радостной:
Леха догнал ее. Он, правда, сделал вид, что вовсе не догонял, а просто шел мимо. Бульвар для всех – кто хочет, тот и ходит. Ему лично Агата не нужна. Он скоро влюбится в девочку, которая будет смотреть только на него, Леху. И ловить каждое его слово, восхищаться им и никогда не будет заводить от него какие-то отстойные тайны.
Леха решил это окончательно, раз и навсегда. Не нужна ему изменщица и насмешница Агата.
Он прошел мимо нее, гордо подняв голову. Пусть она видит, что не интересуется Леха ею и даже не знает, что она близко.
Он не расскажет ей никогда, как сегодня утром кот Барс пел ее любимую песню, Леха попросил:
– Барс, спой Шнура. Только пой сразу, сейчас, а свой корм доешь после.
Барс все же сначала доел все до крошки, а потом встал на задние лапы, прокашлялся, как настоящий артист. Запел не сразу: мяукнул, мурлыкнул, помолчал. Настоящий артист всегда сначала помотает слушателю нервы. Потом кот запел, он нарочно соединил две песни:
Леха был в восторге и жалел об одном: Агата не слышит, она бы оценила всю эту картину и особенно Шнура и, конечно, исполнение Барса. Но Агаты не было. И, главное, она не нужна Лехе на фиг.
– Супер? – спросил кот Барс, не дождавшись причитающихся ему по праву аплодисментов.
– Супер, супер, – ответил Леха. Он думал о той, которая ему не нужна.
Теперь, на бульваре, он ждал, что она окликнет его:
«Леха! Хватит злиться! Давай помиримся и будет мир. А поссоримся когда-нибудь после». Он сразу забыл бы все обиды и ревность бы забыл. Но Агата не окликнула. Она молчала. Грустно Лехе. И тут она позвала:
– Ко мне!
Леха вздрогнул. Неужели зовет его? Но она крикнула:
– Степа! Ко мне! Милая дорогая моя собака, – и стала трепать подбежавшего Степу за уши, гладить его спину и щекотать подбородок.
Леха все видел, хотя и не думал смотреть.
Он понял, что не нужен ей сто лет. Понял в одну минуту: ей нужны Харитон и его Степа. У них уже и собака общая: «Моя хорошая собака», так называла она Степу отстойного с длинным дурацким хвостом. «Моя», главное дело.
Леха ушел, широко шагая. Он уходил навсегда. И не видел, как красивая девочка смотрит ему вслед долго и немного грустно.
Директриса Маргошка в своем кабинете изучала какие-то очередные важные программы. В это время к ней вошел милиционер Угорелов:
– Разрешите доложить? – обратился он к ней как к начальству. Для Угорелова директор школы – всегда что-то вроде полковника или даже генерала. Это въелось в его голову еще в детстве, когда ученика Угорелова таскали к директору за двойки и драки. Директор может вызвать в школу родителей, этот страх не у всех проходит с годами.
– Что еще? – похолодела Маргошка. – Убежали? Разбили? Сломали?
– Ваш Валентин-Константин опрокинул на территории Лунного бульвара урну с мусором, а также – мусора, то есть меня лично. Прямо в грязь.
Маргошка скрыла чувство облегчения:
– Так. Случилось не самое ужасное. Во-первых, Константин-Валентин не наш ученик, он из другой школы.
– Да, но он ходит с вашей девочкой, я вижу все.
– Влюблен. Это не запрещено законом. А уронил он нечаянно, надо простить.
– Вы считаете, нечаянно. А я сомневаюсь: она хохотала. Считаю, задумали диверсию вместе. Сговор налицо.
– Ну что вы! Она же совершенно не хулиганка. Занимается балетом, и он под ее хорошим влиянием тоже пошел в балетный кружок. Они не нарушители, они артисты.
– Вот и я говорю – артисты! Примите меры по-хорошему, а то придется составить протокол. Я же правоохранительный, меня оскорблять нельзя.
– Приму меры. – Она быстро сообразила: спорить вовсе не обязательно. Даже если мент, то есть милиционер Угорелов, не прав. Тем более у Валечки-Костечки никогда не понять, где случайная неловкость, а где тонко продуманная вредность. Она невольно улыбнулась, вспомнив Валентина-Константина, его взъерошенный вид, добродушное лицо и нелепые движения.
– Примете меры? А как же вы сможете? Ведь он не ваш – из другой школы. – Угорелов сообразил, что директриса никаких мер принимать не собирается, а просто хочет отделаться от милиции и дает безответственные обещания.
– Я зря не обещаю, – разгадала она без труда его несложные мысли, взяла телефонную трубку: – Пригласите ко мне Анюту из шестого «Б».
Анюта процокала своими балетными ножками на модных каблучках по коридору и, в отличие от Угорелова, постучала в дверь директорского кабинета. Она вошла, вежливо поздоровалась и, пряча смех, уставилась сперва на Маргошку, потом на Угорелова. И не стала прикидываться шлангом, как называют в шестом «Б» притворство: «Я ни о чем не догадываюсь», «У меня и в мыслях нет никаких злых намерений».
