же собьюсь, и шарф не получится, опять придётся всё распускать. Дракона не знаешь? Ну как бы тебе объяснить? Дракон немного зверь, а немного чудовище. Всё, играй. Вон Павлик идёт.
До чего хорош этот немного зверь, а немного чудовище. Дима ещё раз обходит вокруг дракона. Жалко, что Света в детском саду, вот она бы обрадовалась — не было никакого дракона, и вдруг вот он.
— Павлик! Смотри!
Павлик остановился недалеко и стал смотреть. Голову нагнул, будто собирается бодаться.
— Павлик! — кричит Дима. — Дракон — это такой немного зверь, немного чудовище! Совсем не злой! Иди сюда!
Павлик ещё посмотрел, помолчал, вдруг сорвался с места, быстро подскочил к дракону, вскарабкался ему на спину, уселся между зубцами и заявил твёрдо:
— Это мой дракон.
Дима от возмущения вдохнул, а выдохнуть забыл. Нахальство какое! Дима тоже полез на спину дракона и устроился позади Павлика. Хорошо сидеть верхом на драконе — высоко, весело, можно болтать ногами. А деревянная длинная спина нагрета солнцем. И наверное, сейчас они помчатся далеко на этом быстром драконе.
Но Павлик упрямо повторил:
— Это мой дракон. Мой, а не твой. И слезай, кому я сказал.
— Не твой, — сказал Дима.
— А чей же? Скажешь — твой?
Павлик повернулся лицом к Диме, глаза хмурые, голова пригнута — сейчас будет драка.
— Слезай! — кричал Павлик.
Дима не стал ничего говорить. Он толкнул Павлика в бок, не очень сильно, а просто, чтобы знал. Тогда Павлик тоже толкнул Диму и сразу заплакал. Павлик плакал громко, а Димина бабушка — ноль внимания, считает петли, и всё. Тогда Павлик заорал ещё громче, хотя Дима его больше не трогал, а просто сидел за его спиной на драконе и повторил всего два раза: «Плакса-вакса-гуталин». На балкон вышла бабушка Павлика, она куталась в тёплый платок и была недовольна, что ей пришлось выйти на балкон. Некоторое время она послушала, как ревёт её внук, а потом очень спокойно сказала:
— Не смей реветь, не позорь семью.
Он всё равно ревел.
— Запру дома, — пообещала бабушка. — А ты, Дима, тоже хорош.
Димина бабушка, продолжая вязать, сказала:
— Оба хороши. Пусть сами разбираются. Одна лицевая, две изнаночных. Не будем тратить на них последние нервы.
Увидев родную бабушку, Павлик расхрабрился и закричал на весь двор:
— Слезай, Димка, с моего дракончика! Противный, слезай!
— Я не противный. — Дима вцепился в дракона руками и ногами, а Павлик стал его спихивать. Поднялся страшный шум. Только бабушки нисколько не волновались, это были хладнокровные бабушки, они достаточно повидали на своём веку и хорошо знали, из-за чего расстраиваться, а из-за чего — нет.
— Мне нужно готовиться к зачёту по французскому языку, — сказала бабушка Павлика, — ещё не хватало провалиться, позор на все курсы. — И она ушла с балкона.
Павлик и Дима продолжали толкаться и пыхтеть.
Тут во дворе появилась девочка Катя, она везла колясочку, а в колясочке лежала укрытая одеяльцем кукла в розовом чепчике. Катя тихонько напевала: «Спи, моя радость, усни». Она подвезла коляску поближе к дракону и стала с интересом смотреть, как мальчики дерутся. Потом сказала своей кукле:
— Драться нехорошо. Ты, моя деточка, когда вырастешь, не будешь ни с кем драться, правда? — Катя поправила на кукле одеяло.
— Посмотрите, пожалуйста, за моей дочкой, — попросила Катя Димину бабушку, — а то она может заплакать.
— Ну, ну, — отозвалась бабушка.
Катя пошла к дракону, она погладила его по голове, немного подумала и погладила остальные головы, чтобы им не было обидно.
— Какой хорошенький, — пропела Катя, — какой миленький.
Дима и Павлик отцепились друг от друга и уставились на Катю. Она достала из кармашка конфету.
— Ешь, ешь, хорошенький, — она ткнула конфетой в каждую пасть. — Ты будешь мой любимый сынок, ласковый дракончик.
Дима растерянно засопел, Павлик на всякий случай всхлипнул. Как это — Катин? Но они не успели ничего сказать, к ним подошёл большой мальчик Антон.
Антон самый высокий среди дошкольников и никогда не дерётся зря — его и так все уважают.
Антон похлопал дракона по спине и спросил:
— Кто такой? Крокодил, что ли?
— Ничего не крокодил, — сказал Павлик, — не знаешь, такой здоровый, а не знаешь. Дракон, не видишь разве?
— Ну и что — дракон? Я и говорю — дракон. — Антон опять похлопал по зубчатой спине. Потом строго спросил: — А вы что уселись? Слезайте оба. Дракона никогда сроду не видели? Влезли и сидят, хитренькие.
— А почему нельзя? Почему? — закричал Павлик и стал крепко держаться за Диму. — Не слезем! Это наш с Димой дракон!
— Ваш? — Антон усмехнулся криво, как умеют усмехаться совсем большие мальчики. — Вы его купили, что ли? Купили, да?
— Наш, и всё! — кричал Павлик.
— Я его первый увидел, этого дракона, — сказал Дима.
— Я тоже первый увидел, — сказал Павлик, — мы с Димой первые увидели. Правда, Дима?
Антон покосился на Димину бабушку, но она не смотрела в их сторону, считала, что сами разберутся. Тогда Антон дал подзатыльник Диме, а потом Павлику. Дима стерпел и не заревел, а Павлик заревел сразу очень громко, чтобы услышала его бабушка в квартире.
— Дима не плачет, — пропела Катя весело, — а Павлик плачет.
— Я никогда не плачу! — стал кричать Павлик. — Сама ты, Катька, плакса! И бояка!
— Вон слёзы по всему лицу льются! — Катя показала пальцем.
Крик стоял во дворе. Даже воробьи сорвались с забора и улетели туда, где потише.
Бабушка Павлика опять показалась на балконе.
— Павел, запру, в последний раз предупреждаю.
— А что же они, — всхлипнул Павлик, — Дима толкается, Антон дерётся, Катя дразнится!
— Не смей ябедничать! — сказала бабушка и ушла с балкона.
Крик стал ещё громче.
Наконец не выдержала хладнокровная бабушка Димы. Она подошла к дракону, и все перестали орать.
— Вы же взрослые люди, — сказала бабушка, — разве для склок и скандалов появился здесь этот дракон?
— А что же они? — заныл Павлик.
— Сели и сидят, хитренькие, — заворчал Антон. — Всем хочется.
— Так в чём же дело? — Бабушка Димы удивлённо подняла брови и на всех по очереди посмотрела. — Хочешь — садись и ты. Места всем хватит, и никого не надо стаскивать.
Антон посмотрел — и правда. Дракон длинный, всем можно кататься. Он быстро вскарабкался и уселся на спине дракона. И ещё много места осталось, до хвоста ещё далеко.
— А мне тоже можно? — спросила Катя.
— Кто дразнится, того не принимаем, — быстро ответил Павлик.
— Пускай садится, — разрешил Антон, он теперь был добрый.
