Людмила Григорьевна Матвеева
Продлёнка (повесть в рассказах)
Все герои главные
Писательница пришла в школу, чтобы выступить перед ребятами. Писатели не артисты, они больше любят писать, а не выступать. Но иногда приходится, и тогда они волнуются. Писательница тоже волновалась — как всё будет. Поймут ли они друг друга? Сумеют ли хорошо поговорить? Просто поговорить — каждый может, а хорошо, так, чтобы осталось что-то важное после разговора, — это не всегда удаётся.
И вот она поднимается по лестнице, уроки давно кончились. Шагает писательница по ступенькам, а сама себя уговаривает: «Не надо волноваться, чего волноваться-то? Они наверняка хорошие, спокойные дети. Почему не поймут? Всё они поймут. И я их пойму. Почему не пойму?»
Вдруг в тишине раздаётся грохот. Потом топот, визг и мяуканье. А потом песню вдруг запели. Но кто- то властно крикнул:
— Другую! Другую!
И сразу притихли, а потом запели другую, очень громко, но не очень дружно: «Миллион, миллион, миллион алых роз из окна, из окна…» — ну и так далее.
Писательница растерянно остановилась в коридоре третьего этажа. Вот висит объявление: «Встреча с интересным человеком», это про неё. Смешно, хотя и приятно, когда тебя называют интересным человеком. Но чего они так орут?
Тут откуда-то появился мальчик, он был расстроен и что-то мстительно шептал. Но увидел постороннюю женщину, принял независимый вид:
— Здрасьте.
А там, за дверью, шум не прекращался. Топочут — то ли бегают, то ли пляшут. Шлепки звонкие — то ли аплодируют, то ли дерутся.
— Это что? — спросила она у мальчика.
— Продлёнка бесится.
И побежал вниз. Что ещё говорить?
Писательница постояла немного, а потом вошла в класс. Кто думает, что это легко — войти, когда продлёнка четвёртых классов бесится, — пусть попробует. Но мало ли случаев, когда приходится побеждать свой страх. Люди даже в клетку с тигром входят, если у них такая работа…
Увидев писательницу, продлёнка закричала ещё громче, и все кричали сразу:
— Марь Юрьну вызвали куда-то!
— Мы знаем, кто вы!
— Писательница! Вот кто!
Она стала им говорить что-то, а голоса своего не слышит.
Но тут одна девочка с небольшими сердитыми глазами и тёмными бровями как крикнет:
— Тихо! — и добавила не то «получите у меня», не то «узнаете ещё меня».
И сразу стало тихо. Они сели на места и слушали, что скажет им писательница.
Она читала им смешной рассказ, и они смеялись. Потом рассказала им грустную историю, они задумались. И стало понятно, что они хотя и не очень спокойные и послушные, но умные дети, всё понимают.
И тогда пошёл у них важный разговор:
— Кто из вас хотел бы стать героем книги?
Тут же поднялась рука. Потом ещё одна. И сразу несколько. Это были самые решительные. Остальные ребята на них поглядели и тоже руки подняли — все, вся продлёнка. Каждый, оказывается, хотел бы стать героем книги. Писательница смотрит на них, как будто хочет сказать: «Я так и знала». А чего она могла знать? Они и сами не знали ещё минуту назад об этом. А теперь, когда разговор так повернулся, подняли руки и сидят. Обдумывать будут потом.
И вдруг писательница слышит:
— А ты чего руку подняла? Ха, смех!
Небольшой крепенький мальчик с прозрачными серыми глазами сказал это девочке со второй парты. Он сказал тихо, но как-то ядовито, и было слышно. У неё в ту же минуту два светлых пушистых хвостика повисли вдоль щёк, она голову наклонила. Белые нарядные банты вдруг уменьшились, как будто завяли. Медленно, медленно девочка опустила руку. И, глядя на неё, опускали руки другие — кто резко, кто неохотно, сомневаясь. А один мальчик, кудрявый и смуглый, стал чесать за ухом, как будто он только для этого руку поднимал. Самолюбивый такой оказался. Опускались постепенно руки, приходила в голову мысль: «Ну какой же я герой книги? Герои-то вон какие, я-то вон какой».
И торчали в конце концов только три руки, всего три. Чьи? О двух можно, кажется, догадаться. Чёрненькая Катя Звездочётова, которая в начале встречи крикнула: «Тихо!» — и стало тихо. Вторым, уверенным в себе оказался Денис, сероглазый. А третьей была девочка с ямочками на щеках, ямочкой на подбородке. Когда она улыбалась, то над бровью появлялась тоже ямочка. Девочка нетерпеливо потряхивала поднятой рукой:
— Можно, я расскажу? Можно, расскажу?
— Пусть расскажет, — сказала Катя Звездочётова, — всё равно не отстанет эта Жанночка.
Жанночка сама по себе, она не зависит от Катиных слов. Смахнула со лба чёлку, одёрнула юбку.
— Когда я была на киносъёмках… — Здесь Жанночка сделала паузу, чтобы писательница могла воскликнуть изумлённо: «Неужели? Ты снимаешься в кино! Как интересно!» Но пауза так и прошла, писательница почему-то не воспользовалась паузой и ничего не воскликнула, а только сказала:
— И что же дальше, Жанночка?
Жанночка нисколько не смутилась, мало ли что — может быть, до писательницы не дошло. И продолжала:
— Там был Павел Петрович Кадочников, мы с ним вместе снимались.
Пауза длилась долго, ребята с большим интересом смотрели то на Жанночку, то на писательницу. По замыслу Жанночки писательница должна была здесь воскликнуть: «Как? Ты снималась с самим Кадочниковым! Потрясающе!» Но она опять не восхитилась, а ждала, что скажет Жанночка интересного. Пока, значит, было не очень интересное?!
— Кадочников — это такой очень известный артист, — настойчиво втолковывала Жанночка, а писательница кивала.
— И что же дальше было? Ты, Жанна, хотела рассказать интересный случай. А случая пока нет.
Жанна села, махнула рукой. Какой же ещё случай нужен, если на обычной продлёнке сидит среди обычных детей настоящая кинозвезда? Странная эта писательница, не нравится она Жанне.
А писательница вдруг говорит:
— Про каждого из вас можно написать рассказ. Про каждого.
Они как закричат:
— Не напишете!
— Не! Не получится!
