настольной лампы. Загорелась лампочка, и я заморгал.
Она продолжала глядеть на меня при свете с непонятным выражением лица. Несмотря на ее сумрачный вид, мне показалось, она начинает меня принимать. Это, пожалуй, слишком сильно сказано – скорее становится более терпимой. По крайней мере, мое положение несколько упрочилось.
Она наклонила голову.
– Простите, – сказала она. – Я снова на вас глазею. Не знаю, зачем продолжаю это делать. – Она вздохнула. – Конечно же знаю, – поправилась она. – Дело в вашем лице. – Она искоса взглянула на меня. – В нем есть что-то помимо красоты. Но что?
Мне хотелось заговорить или что-то сделать, но что – я не знал. Я боялся совершить ошибку. Она снова смотрела на свои руки.
– Я считала, что знаю, каков этот мир, – тихо произнесла она. – По крайней мере, мой мир. Я думала, что настроена на любой его ритм. – Она покачала головой. – А теперь вот это.
Я собирался выполнить ее просьбу – соблюдать дистанцию, – но, не успев даже осознать своего намерения, вдруг встал и пошел к ней. Она смотрела, как я подхожу, если и без заметного смущения, то едва ли с радостным ожиданием. Садясь рядом с ней на диван, я ласково улыбнулся.
– Жаль, что вы не выспались, – сказал я.
– Это так заметно? – спросила она, и я понял, что до этого момента ничего такого не осознавал.
– Я тоже почти не спал, – признался я. – Почти всю ночь я… думал.
Мне казалось, о моих записях упоминать не следует.
– И я тоже, – вздохнула она.
Слова ее, казалось, говорили о сопереживании, но я по-прежнему ощущал между нами барьер.
– И? – спросил я.
– И, – откликнулась она, – все это так сложно, что мешает мне понять.
– Нет, – импульсивно возразил я. – Это совсем не сложно, Элиза. Это просто. Наша встреча была предопределена.
– Чем предопределена? – требовательно спросила она.
Не было такого объяснения, которое я мог бы ей дать.
– Вы сказали, что ждали меня, – уклончиво ответил я. – По-моему, это похоже на судьбу.
– Или невероятное совпадение, – заметила она.
Я ощутил в груди настоящую боль.
– Вы не можете в это поверить, – сказал я.
– Не знаю, чему можно верить, – откликнулась она.
– Почему вы меня ждали? – спросил я.
– Вы скажете мне, откуда пришли? – задала она встречный вопрос.
– Я уже сказал.
– Ричард.
Тон ее был мягким, но очевидно было, что она меня упрекает.
– Обещаю, что скажу, когда придет время, – сказал я. – Сейчас не могу, потому что… – Я поискал нужные слова. – Это может вас растревожить.
– Растревожить меня? – Ее невеселый смешок отдавал горечью. – Разве может что-то растревожить меня еще больше?
Я терпеливо ждал. Она так долго молчала, что я подумал, она мне ничего не скажет. Наконец она нарушила молчание, неожиданно спросив:
– Вы не будете смеяться?
– Разве это смешно?
Я не смог удержаться от такого вопроса, хотя пожалел о нем в тот же миг, как он слетел с моих губ.
К счастью, она восприняла его правильно, и ее лицо смягчилось усталой улыбкой.
– В какой-то степени, – сказала она. – По крайней мере, странно.
– Позвольте мне судить об этом, – попросил я.
Еще одна длительная заминка. Наконец она выпрямилась, словно это помогало ей собраться с духом для рассказа, и начала:
– История состоит из двух частей. В конце восьмидесятых – точно год не помню – мы с матерью выступали в Вирджиния-Сити.
«Ноябрь 1887-го», – сама собой всплыла в памяти дата.
– Однажды вечером, после спектакля, – продолжала она, – кто-то привел в нашу гостиницу старую индианку. Нам сказали, что она умеет предсказывать будущее, и я, шутки ради, попросила ее предсказать мое будущее.
