...и избавьте меня от оговора, читайте это лучше ночью, а не при свете дня, и не давайте юным девам, если таковые случатся поблизости... Однако я не опасаюсь за судьбу этой книги, ибо она почерпнута из источника величественного и блистательного, все исходящее из которого имело оглушительный успех...
Все началось с того анекдота, который дядюшка Лиман рассказывал в летнем домике. Тальберт как раз подходил, когда услышал заключительную фразу: «Боже мой,— воскликнула актриса,— а я-то думала, вы сказали “сарсапарель”!»
Домик содрогнулся от хохота. Тальберт застыл, смотря сквозь шпалеры с розами на смеющихся гостей. Пальцы ног в открытых сандалиях шевелились. Он размышлял.
Потом он двинулся вокруг озера Бин, глядя, как набегают на берег хрустальные волны, наблюдая за скользящими по зеркалу вод лебедями и рассматривая золотых рыбок, а сам продолжал размышлять.
— Я тут подумал,— сказал он тем же вечером.
— О боже, нет,— произнес дядя Лиман несчастным голосом. Он затих и стал ждать удара.
Который не замедлил последовать.
— О неприличных анекдотах,— сказал Тальберт Бин Третий.
— Прошу прощения? — не понял дядя Лиман.
— Бесконечные волны их накатывают на нацию.
— Я что-то не могу,— произнес дядя Лиман,— понять, к чему ты клонишь.— От нехорошего предчувствия у него сжималось горло.
— Я пришел к выводу, что это возможно разве что только посредством черной магии,— сказал Тальберт.
— Магии?..
— Подумай сам,— предложил Тальберт.— Каждый день по всей земле люди рассказывают непристойные анекдоты, в барах и спортзалах, в фойе театров и на работе, на углах улиц и в раздевалках. Дома и в гостях — настоящее наводнение шуток.
Тальберт сделал многозначительную паузу.
— Кто их сочиняет?! — вопросил он.
Дядя Лиман уставился на племянника взглядом рыбака, который только что выудил морскую змею: с трепетом и отвращением.
— Боюсь, я...— начал он.
— Я желаю отыскать источник этих анекдотов,— сказал Тальберт.— Узнать их происхождение, их начало.
— Но зачем? — спросил дядюшка едва слышно.
— Потому что это имеет большое значение,— заявил Тальберт.— Потому что эти анекдоты являются частью культуры, до конца не исследованной. Потому что они представляют собой аномалию, феномен вездесущий, но неизведанный.
Дядя Лиман ничего не произнес. Побелевшие руки обессиленно упали на дочитанную до середины «Уолл-стрит джорнал». Глаза за блестящими стеклами очков были похожи на оливки в паре бокалов.
Наконец он вздохнул.
— И какую роль,— печально поинтересовался дядя Лиман,— мне предстоит сыграть в твоем расследовании?
— Мы должны начать с того анекдота, который ты рассказывал сегодня после обеда в летнем домике. От кого ты его услышал?
— От Карцера,— сказал дядюшка. Эндрю Карцер был один из многочисленной армии юристов, трудившихся на предприятиях Бинов.
— Отлично! — одобрил Тальберт.— Позвони ему и спроси, где услышал этот анекдот он.
Дядя Лиман вынул из кармана серебряные часы.
— Уже почти полночь, Тальберт,— сообщил он.
Тальберт отмахнулся от этой информации.
— Сейчас же,— сказал он.— Это очень важно.
Дядюшка Лиман еще секунду рассматривал племянника. Затем, вздохом признав поражение, он потянулся к одному из тридцати пяти телефонов поместья Бинов.
Тальберт стоял, шевеля пальцами ног, на ковре из медвежьей шкуры, пока дядя Лиман набирал номер, ждал ответа и разговаривал.
— Карцер? — спросил дядя Тальберт.— Это Лиман Бин. Прошу прощения, что поднял вас с постели, однако Тальберт непременно хочет узнать, где вы услышали анекдот про актрису, которой показалось, что режиссер сказал «сарсапарель».
Дядя Лиман выслушал реплику на другом конце провода.
— Я сказал...— начал он снова.
Через минуту он тяжело опустил трубку на рычаг.
— Даунлох,— сказал он.
— Позвони ему,— велел Тальберт.
— Тальберт,— взмолился дядюшка.
— Сейчас же,— сказал Тальберт.
Дядюшка Лиман испустил долгий выдох. Он аккуратно сложил «Уолл-стрит джорнал». Потянулся к столу красного дерева и взял одну из сигар длиной в четверть метра. Пошарив усталой рукой под бортом смокинга, он выудил записную книжку в кожаном переплете.
Даунлох слышал анекдот от Джорджа Махинатцера. Дипломированный бухгалтер Махинатцер услышал его от Плуто Крафта. Банкир Плуто Крафт услышал его от Билла Бакклуши. Доктор психологии Билл Бакклуши услышал его от Джека Блэка, менеджера казино «Кипр». Блэк услышал анекдот от О. Уинтерботтома. Уинтерботтом услышал его от Х. Альбертса. Альбертс услышал его от Б. Сильвера, Сильвер — от Д. Фрина, Фрин — от Э. Кеннелли.
Здесь их ждал нелепый поворот сюжета, поскольку Кеннелли сказал, что слышал анекдот от дядюшки Лимана.
— В этом и состоит сложность,— сказал Тальберт.— Эти анекдоты ведь не сами собой зарождаются.
Было уже четыре утра. Дядя Лиман съежился, вялый и с неподвижным взглядом, в своем кресле.
— Должен же у них быть источник,— говорил Тальберт.
Дядя Лиман оставался недвижим.
— Тебе неинтересно,— заподозрил Тальберт.
Дядя Лиман издал какой-то звук.
— Я не понимаю,— сказал Тальберт.— Сложилась ситуация, обещающая множество удивительных открытий. Разве на свете существует хоть один мужчина или женщина, которые ни разу не слышали неприличного анекдота? Я бы сказал, что нет. И в то же время знает ли кто-нибудь из этих мужчин и женщин, откуда берутся такие анекдоты? И снова я скажу, что нет.
Тальберт стремительно зашагал к своему любимому месту для размышлений, к трехметровому камину. Он замер перед ним, глядя в жерло.
— Пусть я миллионер,— сказал он,— но я не утратил способность чувствовать.— Он развернулся.— И этот феномен меня тревожит.
Дядя Лиман пытался спать, сохраняя выражение лица бодрствующего человека.
— У меня всегда было больше денег, чем мне нужно,— сказал Тальберт.— В крупных тратах не было необходимости. Мне стоит вложить деньги в другое имущество, оставленное мне отцом,— в мой разум.
Дядя Лиман пошевелился, его посетила какая-то мысль.
— А что же случилось,— спросил он,— с этим твоим обществом, как бишь его, ОПЖОПЖЖ?
— Общество по предотвращению жестокостей к обществу по предотвращению жестокостей к
