Лондон, вторник, 5 ноября
Лампа с зеленым абажуром в кабинете Доулиша была снабжена целой системой веревочек и противовесов. Сейчас лампа рубила фигуры людей вокруг его стола надвое и освещала их только от талии и ниже. Оторванные от тела руки Доулиша появились в круге желтого света. Пальцы, словно язычки змей, ощупали пачку новых бумажных денег.
— Вы, возможно, и правы, — сказал он мне. — Фальшивые.
— Это только догадка, — сказал я. — Но она отдавала их мне с таким видом, будто я ограбил ее.
Доулиш щелкнул по пачке и прочитал отрывок из закона о наказании за подделку денег, который печатают на немецких банкнотах. Потом протянул пачку Алисе.
— Они не хотят, чтобы Ньюбегин занял вакансию в Берлине, — сказал Доулиш. — По их мнению, вы американизировали отдел во всех отношениях.
— Это их способ компенсации тех приказов, которые они получают из Вашингтона, — отпарировал я.
Доулиш кивнул.
— Скотланд-Ярд получил телеграфное сообщение от мюнхенской полиции. Он изучающе смотрел на мое лицо в темноте. Я промолчал. На другой стороне стола Алиса надевала резинку на пачку денег, которую я получил от Сам. В наступившей тишине резинка отчетливо щелкнула. — Какая-то девушка делает в Мюнхене пересадку, она везет гроб из Берлина в Хайфу. В гробу находится покойник. — Доулиш снова взглянул на меня, ожидая ответа.
Я сказал:
— Гробы для покойников и существуют. Что здесь странного?
Доулиш подошел к небольшому угольному камину и ткнул в пламя согнутым штыком. Пламя взвилось в воздух, из-за решетки посыпались искры.
— Что, по-вашему, мы должны ответить? — спросил он, обращаясь к камину.
— Мы? — переспросил я. — Мне показалось, что мюнхенская полиция обратилась к Скотланд-Ярду. Если вы хотите иметь что-то общее с девицами, которые ездят в Хайфу с гробами, дело ваше, но я ничего об этом не слышал и не знаю.
Доулиш стукнул кочергой по самому большому куску угля и разбил его на пять ослепительных частей.
— При условии, что я знаю, — сказал он, положив на место кочергу и возвращаясь к столу. — Мне нет никакого смысла говорить одно, когда вы в своем письменном отчете пишете совершенно другое. — Он кивнул, будто пытаясь убедить себя. Меня убеждать не требовалось.
— Да, — сказал я. За окном на крыше суетились скворцы. В рассветных сумерках проступали уродливые очертания домов с кровавыми разводами на грязных стеклах. Электрический свет лампы Доулиша постепенно уступал дневному свету. Доулиш со вздохом опустился в кожаное кресло. Сняв очки, он вынул из кармана накрахмаленный носовой платок и осторожно промокнул им свое лицо.
— Ты не раздобудешь для меня чашечку настоящего кофе? — спросил он, но Алиса уже отправилась варить его.
Доулиш прочитал вырезку из газеты, которую я дал ему.
"ШВЕЙЦАРСКИЕ БАНКИ ВЕРНУТ ВКЛАДЫ ЖЕРТВ ФАШИЗМА
Швейцарский парламент в четверг одобрил правительственный законопроект, касающийся раскрытия банковских счетов давно умерших жертв фашизма.
Новый закон получил единодушную поддержку ста тридцати депутатов, он приподнимает завесу секретности, которая опутала многие иностранные вклады, лежащие на тайных номерных счетах.
Закон о секретности банковских операций будет приостановлен на десять лет, так что правительство сможет воспользоваться невостребованными вкладами.
В соответствии с новым законом банки, страховые компании и другие организации обязаны обнародовать данные о невостребованных вкладах, принадлежащих людям, судьба которых неизвестна со времени войны, или же иностранцам, преследовавшимся по религиозным, расовым или политическим мотивам, а также лицам без гражданства.
Правительство предложило этот законопроект с целью отвести от себя всякие подозрения в том, что Швейцария готова извлечь выгоду из уничтожения европейских евреев в гитлеровских концлагерях.
Передача вкладов должна осуществляться по федеральному декрету, причем необходимо учитывать происхождение умершего обладателя.
Закон, по оценкам, должен принести прибыль еврейским благотворительным организациям, а возможно, и государству Израиль.
Наследникам тех, кто считается пропавшим без вести или умершим, предоставляется пять лет для востребования вкладов, но швейцарские власти считают, что большинство наследников тоже умерли к настоящему времени и что число обращений будет невелико. Никто не знает, каковы суммы, подпадающие под действие закона, хотя Швейцарская ассоциация банкиров оценивает их в пределах одного миллиона швейцарских франков.
Берн, 21 октября, Рейтер".
Доулиш прочитал газетную вырезку четыре раза.
— Деньги, — сказал он. — Валкану нужны были только деньги.
— Очень верное умозаключение, — сказал я.
— Деньги — это еще не все, — произнес серьезно Доулиш.
— Не все, — согласился я. — Но они все могут купить.
— И все же я не совсем понимаю, — признался Доулиш.
— А тут и понимать нечего, — сказал я. — Все предельно просто. В концлагере сидит очень богатый человек по имени Брум. Семья Брума оставляет ему состояние в четверть миллиона фунтов в Швейцарском банке. Человек, который сможет доказать, что он Брум, становится обладателем двухсот пятидесяти тысяч фунтов. Чего ж тут понимать? Валкану нужны были эти документы, чтобы доказать, что он и есть Брум. А все остальное чистое совпадение. Валкан вынудил людей Гелена попросить нас сделать документы, чтобы они выглядели солиднее.
— А чего же хотела девчонка? — спросил Доулиш.
— Семицу, — сказал я, — для выполнения израильской научной программы. Она агент израильской разведки.
— Угу, — отозвался Доулиш. — Валкан хотел передать Семицу израильскому правительству. Взамен они были готовы подтвердить его права на состояние Брума. Швейцарские банки очень внимательны к просьбам израильского правительства. Прекрасно придумано.
— Прекрасно, — согласился я с Доулишем, — да не совсем.
Работа в нашем отделе была организована таким образом, что за финансовые вопросы отвечал я, хотя все, что можно было считать «счетами», обрабатывала Алиса, я же лишь визировал их. Именно мои знания в области финансов привели меня в УООК (П), они же заставляли отдел терпеть меня. Доулиш листал папку с бумагами, которую я приготовил для него. Было очень уютно сидеть в старом кресле Доулиша перед горящим камином, который время от времени извергал сноп искр.
Доулиш кратко и убедительно подводил итог каждому эпизоду. Мне иногда только приходилось вставлять «да» или «нет», если, конечно, Доулиш не просил моих объяснений или обоснований. Но это он делал редко.
Неожиданно он спросил:
— Вы что, заснули, старина?
— Я просто закрыл глаза, — ответил я. — Так легче думается.
— Обычно вы наблюдаете за людьми, а теперь вот приходится наблюдать за вами.
— Да, — сказал я. — Чувствую я себя паршиво.
— Это из-за Валкана, старина? — Я не ответил, и Доулиш продолжал: — Конечно, вы сражались с ним здесь и на континенте целых полтора года Приятного мало. — Доулиш какое-то время молча смотрел в огонь. — А может, вас беспокоит письменный отчет.
— Да, он немного путаный.
— Угу, — сказал Доулиш, — путаный. — Он захлопнул папку, которую держал на коленях. — Давайте на
