— Что делать будем? — поинтересовался Евгений Валерьевич.
— Тут все ясно. Согласно правилам, если они нас не заметили, мы можем вообще не ввязываться с ними в битву. Поэтому предлагаю сесть в поезд и ни о чем не беспокоиться.
— А если вдруг они нас увидят? Вася пожал плечами:
— Придется давать бой.
Судя по всему, подобные слова не успокоили Евгения Валерьевича. Он нахмурился и, посмотрев в мою сторону, сказал:
— Вот так, Виталя. А ты думал, что мы только взглядом испепелять умеем?
— А откуда вы узнали?
— О чем?
— Закроем тему, — пожал плечами я, — Евгений Валерьевич, а вас они как могут узнать?
— Так же. — Евгений Валерьевич загадочно улыбнулся и нагнулся к самому моему лицу. Своими глазами напротив моих. — Загляни в них.
— Зачем?
— Не бойся. Здесь ничего опасного нет. Просто загляни в зрачки. Вернее, за зрачки.
Я заглянул и неожиданно почувствовал, как сухой комок резко подкатился к горлу.
За зрачками не было ничего, кроме хорошо просматриваемой пульсирующей массы, покрытой слизью, тонкими жилками и сетью сосудов.
Это был мозг. Мозг Евгения Валерьевича.
Только что-то в нем было не то. Необычным он бы что-то неуловимое в нем отличало его, словно в нем был частичка чьего-то другого мира. Мира Создателей, наверное…
— Г-господи, — выдавил я, сглатывая и отводя глаза, за что же это с вами с-сотворили?
— А ничего особенного нет. Жить нам это не мешает, а для работы даже полезно. Зрение, к примеру, не портится.
— Да вы и не стареете. — На мгновение я забыл и Исправителях и о сумеречных игроках, стоявших всего в нескольких десятках метров от нас. Перед глазами сто ял только серый пульсирующий комок. Переплетение мыслей и информации, нервов и сосудов, души и тела..
Совсем не такой, каким нам его показывают во многих фильмах и познавательных передачах. В нем был что-то мрачное. Словно говорящее о том, что вот он маленький комочек — и есть центр всей твоей жизни. Даже не душа, не тело и не Создатели, думающие, что управляют людьми будто марионетками, а именно мозг составляет главную часть в человеке. Он управляет больше никто. И Вероника с Василием и многими подобными игроками подчиняются совсем не Создателя и они сами загнали себя в эту ловушку — убеждение, что они — ничто. У них просто исчезло осознание того, что они сами властелины своего разума.
Да ведь все они действительно марионетки и больше
никто.
— Сильное впечатление, не правда ли? — Голос Евгения Валерьевича вывел меня из транса, и я вновь увидел его перед собой. Пульсирующая масса перед глазами вмиг растворилась.
Я кивнул:
— Никогда не видел ничего подобного. Это было так…
так…
— Никто и не может объяснить, что он чувствует, когда впервые видит живой мозг за зрачком. Это не такой мозг, какой он есть на самом деле. Это — истинный.
— Что вы имеете в виду?
— Долго объяснять, — неожиданно резко сказал Валерий Евгеньевич, — да тебе это и не нужно, ты же не собираешься становиться игроком.
— За последние два часа я только и слышу ото всех, что мне то не нужно, это не нужно. А зачем тогда надо было мне обо всем рассказывать? Вытаскивать меня из подземки?
— Сначала я думала помочь тебе, — вдруг отозвалась Вероника. Она по-прежнему наблюдала за пассажирами, ожидающими поезд, — а потом ты и сам захотел все узнать. Я, дура, думала, что все-таки что-то изменится, и ты останешься живой, а оказалось, что все идет как обычно.
— Великолепно, — пробормотал я. Больше говорить на эту тему мне не хотелось. Я вдруг почувствовал, что слишком устал задавать вопросы, на которые все равно не получу ответа.
Где-то вдалеке пронзительно загудел гудок. Женский голос объявил, что подъезжает электропоезд маршрутом до Краевского. Люди оживились и стали толкаться в дверях, выходя на перрон. Мы, не сговариваясь, разом встали с лавочки, и Вася озабоченно сказал:
— Похоже, они собираются ехать в нашем поезде. И, помолчав, добавил то, что никто из нас не хотел услышать: — Нас заметили!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Странное дело — только сейчас я заметил, как иногда на вокзале бывает людно. Из подъехавшего поезд вмиг высыпались торопящиеся, озабоченные, радостны пассажиры, а их уже заталкивали обратно те, кто хотел уехать.
Давненько я не был на вокзале и порядком отвык oт подобных вещей. Вероника, Вася и Евгений Валерьевич направились в сторону вагона, а я, немного растерявшись, отстал. Когда догнал, проталкиваясь сквозь плотную толпу, они уже поднимались по ступенькам наверх.
Мы забрались в вагон. Миновали широкий кристаллический экран, по которому всю поездку будут или клипы крутить, или транслировать какой-нибудь телеканал, и уселись в мягкие кресла.
Евгений Валерьевич зажал меня около окна, а Вероника с Васей сели друг напротив друга, всматриваясь проход, по которому вереницей шли люди.
— Как не хочется влезать в разборки, — со вздохом сказал Евгений Валерьевич. Я молча смотрел из окна на перрон. Крепенький мужик ушел к первым вагонам, исчезнув из вида, а старичок в спортивной куртке приближался к нашему вагону. Шел он один, скорее всего и не игрок Сумерек. Они ведь ходят только… стаями? Или нет? Что я о них знаю, чтобы делать какие-то предположения, если я даже не знаю, когда за мной вновь придут Исправители.
От этой мысли я почувствовал, как на затылке медленно поднимаются волосы. Только бы не сейчас. Я все еще жутко хочу жить. Может, они и не найдут меня до того момента, как я поговорю со жрецом. А там видно будет… Но только не сейчас. Мне нужно время!
Старичок показался в проходе. Он шел неторопливо, сжимая в руках сумку, и выискивал свободное место. На секунду встретился взглядом с Вероникой, потом отвел глаза и, как ни в чем не бывало, прошел мимо.
— О чем задумался? — Евгений Валерьевич ткнул меня под ребра локтем, неловко поворачиваясь в кресле— Не боись, тебя они не тронут. Это только наше дело. А вот меня, пожалуй, и покромсают как следует.
— Вы о чем? — Я мало что услышал из сказанного, думая о своем.
— Убьют меня, говорю, безо всякого сожаления! Мне-то, правда, себя не жалко, а вот за Веронику обидно. Информации в ней сейчас столько, что она как бомба замедленного действия. Если попадется, то всем игрокам Зари достанется! Выживут, как известно, немногие.
Тут только до меня дошел смысл сказанного стариком. Я посмотрел на него, и он увидел в моих глазах нечто такое, что заставило его посмотреть куда-то в другую сторону.
— Да вы понимаете, что сейчас сказали? — выпалил я. Евгений Валерьевич пожал плечами:
— А что я сказал?
— Да вы же как звери. Вам не Веронику жалко, а то, что она может выдать информацию. За ее жизнь разве беспокоиться не надо?
— А что за нее беспокоиться? Веронике, дай бог памяти, триста с лишним лет. Она, если хочешь знать, старше меня. Старше Васи тем более.
