— Гольбах? Кто это тебя так…
3
А вот дальше началось!!
Атака нападавших развернулась столь резко и неожиданно, что я даже не успел открыть глаза. Многочисленные глотки закричали, завопили и заулюлюкали. Стены сотряслись от мощного гневного клича Ирдика (слов, к сожалению, я разобрать не смог). В следующее мгновение в коридор вылетел аквариум и грохнулся об пол, осыпав меня осколками и безвозвратно уничтожив обои.
Из туалета показалась взлохмаченная Севина голова. Сева потирал ушибленную челюсть и часто моргал.
— Что там? Милицию бьют? — с надеждой спросил он. — А я?
— И до тебя доберемся, — мрачно пообещал ему я.
В зале кто-то истошно завопил, но зеленая когтистая лапа тотчас крепко зажала ему рот. Послышались Яркуловы восклицания и шум падающего тела. Видимо, пытались взять Треба в окружение.
— Т-там не милиция, — заявил Сева, выйдя из туалета.
— Неужели? Наверное, это Треб и Гольбах, переодетые в милицейскую форму, пытались найти Сысоича.
— Правда? — удивился Сева. — А я-то думал…
Он обогнул меня и, пройдя по коридору, заглянул в зал. Я последовал его примеру.
Зал мой теперь напоминал финальную сцену из хладнокровных американских боевиков. Все, что могло ломаться, биться или рваться, было, соответственно, поломано, разбито и порвано в клочья.
Наших, если такое определение приемлемо по отношению к вампиру, джинну и отрубленной голове, в комнате, без сомнения, было больше.
Треб, задавленный морально и физически, лежал в углу, связанный тройным морским. Яркула заботливо засунул в рот террориста найденный где-то шарик от настольного тенниса, от чего Треб стал выглядеть таким жалким, словно последние несколько лет жизни его держали исключительно на хлебе и воде. При этом ежечасно засовывали в рот вышеупомянутый шарик.
С Гольбахом поступили значительно хуже. С него стянули штаны, обнажив семейные трусы в голубую вертикальную полоску, и личными подтяжками примотали к батарее. Смотрителю порядка ничего не оставалось, как, вытянув шею, уныло смотреть на сыпавший за окном снежок и на стеклянную банку на подоконнике, в которой беззаботно дрых мелкий Женов родственник.
— Победа за нами, господа. Спешу всех поздравить! — торжественно произнес Сысоич, когда Капица вновь положила его на стол. Сама старушка присела на табуретку, Яркула же с Ирдиком, позабыв о своих разногласиях, хищно кружили вокруг мычащего Треба. Об их зловещих намерениях нетрудно было догадаться.
Сева нерешительно вошел в зал:
— Л-ловко вы их.
— А ты думал. — Ирдик гордо выпятил зеленую грудь, — Годы тренировок, медитаций, штудирования наставлений и директив. У меня, если хочешь знать, третий пояс по испепелению взглядом.
— И что будем делать… с ними? — спросил я, заходя в зал следом.
— Пытать! — сказал Сысоич, сверкнул глазом. — Втыкать иголки под ногти, ножички раскаленные к телу, таблетку аспирина под язык и все такое…
— Не имеете права, — сказал Гольбах, — тем более аспирин. Он запрещен законом еще с конца прошлого века.
— А нам все равно, — нараспев продекламировал Сысоич, — у нас смотритель беспамятный!
— Все равно нельзя! Вот вырвусь отсюда и подам на вас в суд! Привязывать Нефилософов к батарее! Неслыханно!
— Меня старш-ший брат подтяжками к батарее в дет-тстве привязывал, — сказал Сева, — чтоб я н- не подглядывал.
— За чем? — поинтересовался Ирдик.
— За девчонками ег-го, как он их там, в з-зале…
— Поговорим об этом позже. — Сарь гневно покосился на джинна. — Сначала проведем допрос. Надо выяснить, откуда террористы узнали про тело, зачем оно им, собственно, нужно и кто еще может быть заинтересован в его поимке. Иголки, так и быть, втыкать не будем, но бить морду, как говаривал мой друг И. И. Васильков, разрешаю… А марципанам не лезть! — заорал Сарь, когда Сева с готовностью подскочил к Гольбаху.
— Так он же, г-гад… меня в м-морге, гад… — Сева изловчился и лягнул Нефилософа в пузо. Гольбах крякнул и попытался залезть на подоконник, тихо шепча:
— Разбирательства требую, решительного вмешательства… Дидро, в конце концов…
— Дидро ему нужен. А может, тебе еще Вездесущего Ястребка позвать? Чтобы жар охладил? Он это может. Помню, три года назад, на спор, Ястребок за две минуты наполнил две трехлитровые банки, а остальное — в колодец! — Сы-соич весело захохотал, едва не потеряв равновесие, а заодно и левый глаз. Капица подхватила его и переложила к себе на колени.
— Ладно, будет тебе Дидро. Выпустите его кто-нибудь.
И тут я понял, отчего граф Яркула просил меня ни в коем случае не подпускать террористов к шкафу. Дверцы его распахнулись, и все узрели спящего на кучке моей немногочисленной одежды Нефилософа. Он улыбался во сне и кончиком пальца почесывал нос. Книга служила ему и подушкой и матрацем одновременно. Не помещавшиеся ноги он поджал к подбородку.
— Как видите, Дидро спит, — сказал Сысоич, — Не будем его будить, это чревато. Лучше перейдем непосредственно к делу. Вернее, к допросу. Итак, как вы узнали про тело?
Гольбах стоически сжал губы и замотал головой.
— Яркула, давно ли ты пил настоящую, свежую, недистиллированную кровь? — Сысоич подвигал бровями, которые так и норовили сползти на глаза.
— Чью? — оживился граф.
— Его.
Треб отчаянно замычал, а когда Ирдик сочувственно похлопал его по плечу, закатил глаза и стал медленно заваливаться набок.
— Чур, мне его мышцы и кожа! — воскликнул джинн, оскалив клыки, — Обожаю обсасывать косточки!
Гольбах покрылся крупными каплями пота. На его голове за сегодняшний день наверняка появился не один седой волос. Подлила масла в огонь старушка Капица, слащавым голосом известившая окружающих, какая именно часть тела Треба нужна ей и что она с этой частью впоследствии будет делать. Желание старушки было принято бурей аплодисментов и громкими выкриками графа Яркулы: «Браво!» и «Такого изощренного способа пытки не смог бы выдумать даже я!» Мы с Севой вообще на мгновение потеряли дар речи, а старушка, как ни в чем не бывало, скромно гладила Сысоича и не сводила глаз с моего тощего друга. Сева краснел и бледнел.
Когда овации стихли, Гольбах треснувшим голосом произнес:
— И все равно я ничего не скажу! А выживу— под трибунал отдам!
— Ирдик, вырви ему ноготь на мизинце. — Сысоич театрально вздохнул и понурил взгляд.
Гольбах что-то невнятно пискнул, зажмурил глаза и попытался задрать ноги на подоконник.
— На каком мизинце? На правом или на левом? — Джинн закатил рукава и сотворил из воздуха щипцы. Это были старые щипцы, тех времен, когда щипцы делали с умом и на долгие года. Они почти не проржавели и натужно скрипели, когда Ирдик несколько раз ими щелкнул.
— Ржавчина! — сообщил Ирдик радостно. — Эх, заразу занесу какую!
Гольбах стоически сжал кулаки.
