Старательно вымыла пол, все прибрала. Даже цветы на стол поставила. Дом из бивачного превратился в светлый, нарядный. На душе стало хорошо, торжественно.
Ленинград в кольце. Немцы ежедневно осыпают нас бомбами с самолетов, бьют из дальнобойных орудий, морят голодом. Шестьдесят дней и ночей мы не знаем покоя. Шестьдесят дней и ночей… Но завтра наш праздник.
«У-у-у-у…» — заревели сирены.
Тревога!
Подошла к окну… В небе фашисты. И страшно стало за ясную чистоту нашего неба. Шел воздушный бон. Светлые ленты прожекторов скрестились в одной точке. Они ловят вражеский самолет. В их лучах наш дом будто под светлым куполом. В небе то тут, то там вспыхивают огни разрывов. Грохот зениток, пулеметная дробь… Кажется, идет бой между землей и небом.
Заставили идти в щель.
Резкий свист. Летит… Куда? Неужели в щель?! Три женщины и собака сидят молча. Боятся перевести дыхание.
Удар. Бомба упала совсем близко, но не взорвалась. Снег лежит белый, белый. Уже дальше грохочут зенитки. Садим молча. Холодно. На крыши домов падают осколки.
Отбой!
Неро первый выскочил и визжит, радостно зовет меня в дом.
В комнатах светло, натоплено. Стекла целы.
— Ирочка, мы будем пить горячий, горячий чай! Хорошо как…
Согрелись руки и ноги. Отдыхают натянутые нервы. … Неро, довольный, что все дома, прыгает и, конечно, просит есть.
«Уу-у-у-у-у-у-у!..»
Опять?! Они не дадут нам сегодня покоя. Так не хочется выходить на холод.
А пришлось.
Взошла луна. В саду светло. На фоне зеленовато-голубого неба удивительно, должно быть, светятся желтые листочки. Нынче ранняя зима, и деревья не успели сбросить осеннего золота. Красиво кругом и странно тихо. Мы все не любим такой тишины. Знаем — враг близко, Притаился. Выжидает.
Так оно и есть: забомбил.
Совсем близко стреляют зенитки. От их грохота с вершинок падают золотые листья и комочками ложатся на свежий снег. И кажется, что им так же, как и мне, холодно и больно.
Сквозь гул выстрелов послышался голос. Заговорило радио.
Не может быть! Во время тревог передач не бывает. Работает только метроном, стучит лихорадочно, громко. Верно послышалось? Нет! Эфир ясно доносит голос.
Неужели Москва?.. Только Москва может говорить с нами в такую ночь.
Выстрелы затихли. Голос в эфире еще яснее. Напрягла слух. Долетают отдельные слова. И отчетливо слышно:
«..Победа будет за нами!»
Да, победа будет за нами! Мы все в это крепко верим и верой этой живем.
Наступило утро, ясное, солнечное. Проснулась от выстрелов дальнобойных орудий. Наш деревянный домик вздрагивал, как человек. Стекла звенели. Казалось, вот-вот выпадут.
Стреляют совсем близко, где-то в нашем районе. Но на душе светло и радостно.
Как изменился Ленинград! Громадные зеркальные окна магазинов забиты досками. Между ними и стеклом насыпан песок. Неуклюжими ящиками выдвигаются на панели эти сооружения. Первые дни, когда забивали окна, хотелось не слышать, спрятаться от стука молотков. Этот стук напоминал последние минуты похорон, прощание с телом родного, близкого существа. Но окна забивали по всему городу, и ударов нельзя было не слышать.
Наткнувшись на груду камней, подняла голову. Сердце сжалось от боли: семиэтажный дом расколот пополам.
— Вот что осталось от нашего дома, — сказала дежурная, подойдя ко мне. — Видите, в шестом этаже трюмо уцелело.
— Нет, не вижу, голубушка. Глаза болят, — призналась я. А сама подумала: «Наверно, в этом зеркале отражается небо».
— А ниже этажом, в углу, детская, — продолжала рассказывать женщина. — Даже подушка уцелела. И полочка с книгами.
— Как гнезда разоренные…
Я тихо пошла дальше. Под ногами хрустели мелкие стекла. Но что-то опять натолкнулась. Загородка. Посреди улицы оказалась широкая воронка. Трамвайные провода оборваны. Дугою согнуты фонарные столбы.
Может быть, лучше не выходить? Невозможно смотреть на раны города. Но он умеет переносить испытания, не склоняя головы. Он презирает смерть и тянется к жизни. Рядом с улицами, совершенно разрушенными, сохранились кварталы, где, как и в мирное время, чисто, прибрано, красиво.
Великий город, долго ли еще будут терзать тебя?
Сегодня фашисты собрали все свои силы. Сегодня они мстят за неудавшийся истребительный налет в ночь на седьмое ноября. Мстят за наше наступление. Сегодня они хотят окончательно запугать голодных, усталых людей, сломить волю к сопротивлению.
Напрасно! Ленинградцы за эти два месяца постоянных бомбежек стали другими. Сердца прошли через страдание и смерть близких. Пора страха перед выстрелами, желание покоя — прошли. Сейчас одно желание — мстить фашистам, бороться и победить. Ночью тревога сменяла тревогу. Вставали, как ваньки- встаньки, механически. Услышав громкие выстрелы зениток, я и Ира пошли в щель. Распахнув выходную дверь, остолбенели: на улице было светло, как днем. Ничего не понимая, спустились во двор: откуда такой свет? Высоко в небе горели шесть осветительных.
Небо! Твоя чистота, ясность, нежность вдохновляли поэтов, писателей, художников. А теперь? Как можешь ты терпеть издевательство над своей чистотой и величием? Сегодня в твоих звездных пространствах немцы повесили свои факелы, чтобы при свете их лучше высмотреть жилые дома и взорвать их, взорвать вместе с детьми, женщинами, стариками. Небо! Страшно мне смотреть на твою обманчивую красоту.
Я шептала эти слова, прислонившись к дерезу, не в силах оторвать глаз от чудовищных факелов. Вот три из них спустились ниже, над большим каменным домом. Освещены все детали его. Только окна смотрят черными впадинами. Вверху кружит самолет. Наверно, в доме испуганные матери спешно одевают спящих детей. Вскакивают с постелей усталые, старые люди. Надо бежать, но куда?.. Уже поздно. Бомбят кругом. Выстрелы, свист бомб, крики, звон сыплющихся стекол, стопы…
А небо по-прежнему звездное. Тяжело и стыдно смотреть на него. Люди, не просите справедливости у бога! Добивайтесь ее сами! Народы Европы, Америки, вы скажете: это за безверие карает нас бог. Допустим, но почему же вас, верующих, не пощадил он? В Библии сказано: если есть десять праведников, сохраню город сей А у вас разве нет их десяти? Что же, в Германии больше праведников?
Над верующими Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии, Англии также зажигали фашисты свои осветительные ракеты, сыпали бомбы на мирное население. Почему тогда молчало небо?
Вы, женщины Лондона, Ковентри, Плимута, за себя и своих детей посылали богу самые горячие молитвы. А небо тоже молчало. Города ваши фашисты превращали в развалины. Тысячами убивали женщин и детей. И небо молчало.
Почему? Неужели у вас нет праведников? Неужели немецкие убийцы святее вас?
Сейчас вы отдыхаете. Фашисты убивают наших женщин и детей. Вы это считаете справедливым? Расплатой за неверие?
Вы должны были за это время убедиться, что фашистам безразлично, убивать верующих или неверующих. Их гонит безумная мечта о завоевании мира. Им нужны война, грабежи, убийства.
— Иди в щель! — крикнула Ира. — Осколки!
Я залезла в щель. Но и под землей были слышны свист бомб, звон стекол, стоны…
Бомбили всю ночь, без перерыва. Фашистам с самолетов, как на ладони, был виден город.
