— И что будет, если ты соберёшь пыльцу зелёного мха?
Они влетели в облако, и всё вокруг стало белым, будто клубился туман. Жук исчез, и Шнопсик видел только его рога, растущие из ниоткуда. Исчезли и лапы жука, и даже Хряпсик. Конечно, это только так казалось, и Хряпсик точно так же висел под жуком, как и раньше. Если бы Шнопсик летел один, он бы, наверное, страшно удивился, но сейчас ему было не до того.
Шнопсик лихорадочно принялся придумывать, что бы такое сказать, чтобы совсем запутать Хряпсика.
— Когда я наберу зелёного мха, то гусеницы вырастут в пять раз, станут настоящими драконами и всех съедят.
Хряпсик дико захохотал:
— Ты обманываешь меня, маленький нахал! Гусеницы не могут превратиться в драконов. Я тебе не верю!
— Могут! — заорал Шнопсик, пытаясь придумать что-то убедительное. — Один раз дедушка Хрипс посыпал пыльцой маленький цветочек, и из него выросло дерево!
— Правда, что ли? — засомневался Хряпсик. — Выходит, от зелёного мха все растут? Ерунда! Такого просто не может быть!
— Нет, это правда! — настойчиво повторил Шнопсик.
Неизвестно, сколько бы ещё продолжался этот спор, только жук, сделав разворот, неожиданно вылетел из облака и оказался прямо у самой скалы.
— Эй! — заорал Хряпсик. — В сторону! Поворачивай! Поворачивай!
Но жук, не успев повернуть, врезался прямо в скалу. На этом полёт закончился.
— А-а-а! — заорали все трое и плюхнулись в воду.
Глава 20. Бой
В это время на Большом Дереве разыгрался настоящий бой. Дерущиеся так смешались друг с другом, что поначалу даже не могли разобраться, кто против кого сражается. На дереве было столько разного народу, что оно казалось живым. На его ветках всё двигалось, что-то летало то сверху вниз, то снизу вверх, то поперёк и даже насквозь. Кто бы мог подумать, что среди таких маленьких человечков может разгореться такая большая война!
Коренные жители во главе с Корешком Третьим и Опилочным колдуном верхом на гусеницах пробирались всё выше и выше, тесня влипсиков к макушке дерева. Но влипсики не сдавались. Они яростно хватали всё, что попадалось под руку, и швыряли это во все стороны. Часто получалось попадать в правильном направлении, и враги падали с дерева. Шум стоял такой, что никто не слышал собственного голоса.
Придуманные Папулей ловушки действовали безотказно. Гусеницы запутывались в нитях, ели ляпу и улетали в небо. Но ловушек было слишком мало. Намного меньше, чем гусениц.
Король, лихо одолев четыре ветки, внезапно столкнулся с бабушкой Поварёшкой, которая накинула ему на голову кастрюлю, и король упал на три ветки ниже. Там он долго ругался, размахивал кулаками, а потом, оседлав другую гусеницу, снова ринулся наверх, вопя и отдавая приказы:
— Гусеницы, вперёд! В атаку! Кусайте всё подряд! Да не дерево! Нет, и не листву! Кусайте влипсиков! Ну чего вы стоите?! Но! Но! Это моё дерево! Это моя листва! Мои корни его поят! Тут всё моё! И это тоже моё! Отойди, ботва! Большому корешку — много места!
— Ну уж нет! — рассердился дедушка Хрипс и выплеснул на гусениц ведро краски. — Мы здесь жили, живём и жить будем!
Выкрашенные гусеницы очень удивились и надолго замерли, разглядывая друг друга.
— Ура! — крикнул Папсик, и они вместе с мистером Прыгсом кинулись в самую гущу врага, ловко разбрасывая гусениц в разные стороны по одной, по две, а иногда даже по пять. Им лихо помогала прабабушка Подметушка, шустро сметая подбитых гусениц с веток.
В это время из своего дупла, расположенного чуть выше, мудрейший Сухус выволок целый мешок книг. Но, запустив в него руку, охнул и, ругаясь, потащил обратно. Через минуту Сухус появился с мешком чуть поменьше.
— Ура! — раздалось сверху, и в гусениц полетели толстые блестящие журналы.
Несколько гусениц заинтересовались ими, пытаясь что-нибудь прочесть. Одна из них так утомилась что, скосив глаза к носу, поползла боком куда-то в сторону.
— Ура! — закричал мудрейший Сухус. — Знания — сила! Мы закидаем их информацией!
Король, гордо въехав в самую гущу дерущихся, стал тыкать мистера Прыгса золотой указкой.
— Сдавайся! Прекрати драться и падай на колени передо мной, твоим королём!
Но в это время его гусеница, унюхав размазанную по стволу ляпу, вприпрыжку (насколько это у неё получалось) ускакала в листву.
— А-а-а! — в ярости завопил король. — Куда ты идёшь, непутёвое животное! Сейчас не время обедать!
Внезапно ветки расступились, и на короля вышло страшное существо в каких-то лохмотьях и с пятью шляпами на голове, надетыми одна на другую. Оно тянуло корявые руки в сапогах прямо к королю и икало.
— Мама! — крикнул король и упал на ветку.
Это был Чумазик. Король так его испугался, что на карачках кинулся прочь, истошно вопя:
— Парамоша! На помощь!
Но Парамоша его не слышал. Он поднялся всего лишь до нижней ветки и спрятался в листве.
— У меня от такой высоты голова кружится, — пробормотал он. — Вот хоть что со мной делай, а выше не полезу!
В это время Мюкля и Тюк, отправив с помощью привязанных веток десяток гусениц в полёт, оказались в окружении.
Три огромных гусеницы нависли над Мюклей на тоненькой ветке. Самая нижняя гусеница щёлкнула зубами.
— А-а-а! — заорала Мюкля.
— Берегись! — крикнул Тюк и, стащив ботинок, бросил его в гусеницу.
Ботинок прилип между глаз гусеницы, и она ошарашенно замотала головой. Две других от хохота повалились на нижнюю ветку. Но из листвы уже ползли новые гусеницы. На одной из них сидел Фляпля.
— Хватайте их! — визжал он.
Глава 21. Синий мох
Шнопсик быстро поплыл к берегу. Туда, где тоненькая полоска песка упиралась в высокую и непреступную каменную скалу. На этой скале то тут, то там из трещин виднелся синий мох.
Жук, оказавшись в воде, вертелся на месте, словно поплавок, бессмысленно перебирая лапами. Его крылья намокли и слиплись.
— Я не умею плавать! — заорал Хряпсик, пытаясь взобраться на жука. — Спасите!
Шнопсик оглянулся, ему стало жалко непутёвого Хряпсика. Надо же, хотел поймать влипсёнка, а сам вот-вот утонет!
Жук, колотя лапами по воде, жалобно замычал.
Шнопсик поплыл обратно и стал толкать к берегу жука с повисшим на нём разбойником.
— Отвези меня на берег, добренький влипсёнок! — плакал Хряпсик. — Я всё что хочешь для тебя сделаю, только вытащи меня из этой противной воды! Хочешь, я помогу собрать мох, а потом скажу
