Андрей кивнул.
— Керамика. На самом деле у него были клыки, как у печерника. Ну, так говорили.
— Ничего себе.
— Так это еще что. После того, как один вояжер кровью истек, другой так озверел, что и позабыл, что пацанчика в лабораторию доставить обязывался. Сначала избил его, так что тот кони чуть не двинул, а потом цепь ему на ногу набросил и к фонарному столбу привязал. Мол, теперь покажи, какой ты матерый. А время-то, как я уже говорил, предрассветное было. Ну и оставил его там, а сам в машину сел и укатил себе в Укрытие.
— И что? — не дожидаясь, пока закончится пауза, спросил Андрей.
— А то, что на следующую ночь он нашел там только обрывок цепи. Ни парня, ни другого куска цепи там не было.
— Постой, так он что, сумел разорвать ее?
— И бегал с ней по городу еще черт его знает сколько времени, пока тот сталкер снова его не встретил. А когда встретил… в общем, поймал он его, конечно, но и на башке ему швов наложили штук тридцать наверное. Бешеный его хорошенько покромсать успел, прежде чем сдался. Понял теперь, что это за сталкер был?
Андрей отрицательно помотал головой.
— Эх, ну ты и балда. Тюремщик, слышал о таком?
— Что, правда?
— Чистая, как слеза младенца, — вспомнив когда-то давно услышанную фразу, многозначно кивнул Саша.
— И что, он оказался нормальным, Бешеный-то? Ну, в плане психики — на людей же кидался?
— Потом оказалось, что да, нормальный. С кое-какими отклонениями, но кто без них? Объяснили это тем, что он слишком долгое время пробыл сам, вот и одичал. А вообще, его история до момента обнаружения темная. Многие пришли к выводу, что он из Укрытия-1, но так ли это на самом деле, на сто процентов не знает никто. А сам он на вопрос «откуда ты?» нес всякую чушь о богах, племенах, войнах и прочее… Да и что тут прикажешь думать? Он не был заражен, не имел тех болезней, с которыми мы теперь рождаемся, будто и вправду телепортировался из другой эпохи. Тем самым он подтвердил теорию о людях, невосприимчивых к радиации. Ну, то есть тех, что им по фигу излучение и защитная одежда.
— Как Крысолов? — догадался Андрей, зная историю об Учителе еще с младых лет, она не была тайной.
— Именно. Только этого исследовать не брались — он со своими ножами неразлучен был. А чуть что не по его было — сразу в стойку. В общем, не исследовали его.
— А кто тебе все это рассказал?
— Как говорят старики, стены нашептали, — Саша снова улыбнулся, и теперь в его улыбке читалась доброжелательность. Он не радовался тому, что обыграл Андрея в забеге на ипподроме под названием «А знаешь ли ты?», он поделился с другом историей и оттого ему было хорошо. Действительно, хорошо.
Совсем по-другому чувствовал себя и позабывший о своей злости Андрей. История Бешеного потрясла его до мозга костей. Он даже позабыл о Юлии.
А возможно, если б он, смотря в окно, сфокусировал глаза не на своем отражении, а, как положено моряку на мачте, смотрел бы вдаль, он несомненно увидел бы, как по раскисшему дну в метрах двадцати в том же направлении, что скрылись уже как минут двадцать Крысолов с Секачом, украдкой просеменила чья-то темная фигура. Ни через один прибор в мире он не смог бы разглядеть деталей, но в том, что это был человек, он не усомнился бы ни на секунду.
У того человека, что умело маскируясь крался сзади, перебегая от одного дома к другому, оружие было получше и поновее чем у тех, кого он преследовал. Если бы он имел такое желание, он уже давно мог бы «снять» того парня с гербом страны советов на шлеме. А на закуску оставить себе птицу поважнее. С тем, вторым, судя по тому, как он передвигается и держит оружие, сразиться было бы интересно. Но пока он решил проследить их путь.
О приближении незваных гостей он узнал по звукам стрельбы. Легко обнаружив место стоянки, он несколько раз выходил на открытое место, желая привлечь к себе внимание и спровоцировать высылку разведывательной группы, а то всего две птицы — это же даже не интересно.
На преследователе не было защитной одежды. Под брезентовым плащом виднелся вытянутый черный свитер, на голове красовалась облезшая шапка ушанка. Латанные-перелатанные штаны цвета хаки заправлены в стоптанные кирзачи. А сзади на плаще белой краской было выведено: «Увидел — стреляй, второго шанса не будет».
Спору нет, если бы Крысолов увидел этого пастуха, первым делом он вдоволь насмеялся б, потом почесал бы затылок, пытаясь разгадать, откуда это чучело взялось, а уж после решил бы каким образом сбить спесь с этого самоуверенного деревенщины. Хотя было бы ошибкой, если предположить, что опытный проводник Крысолов не почувствовал на спине чей-то недобрый взгляд или до сих пор не ощутил слежки. Отвечая рассказывающему о своем семействе Секачу невнятными «угу», «ага» или «м-м», он все никак не мог избавиться от давно утрамбованного сверху тысячью другими переживаниями чувства, будто он вновь маленький мальчик, затерявшийся в большущей городской подземке. И что проходящие мимо люди постоянно оглядываются ему вслед.
Я мешаю им пройти. Они торопятся, а я путаюсь у них под ногами, — вспомнилось Кириллу Валериевичу.
Ему приходилось не раз чувствовать на себе взгляды. Было это никакой не особенностью, это качество прирожденных сталкеров. Если ты не чувствуешь, что за тобой следят — тебе нечего делать на поверхности. Лучше выращивай пшеницу или воспитывай детей, этим ты обществу поможешь больше.
Но этот взгляд был особым: так не смотрит ни один зверь, ни один мутант, так смотрит только человек.
Вспомнились вдруг ароматы ванили, имбиря и корицы. Вспомнились невероятно вкусные шарики мороженого с того ларька в переходе метро «Шулявская», что открывался в полдевятого и пирожковая, где ему обязательно перепадало что-то вкусное, когда дежурила не всегда точная в расчетах, но симпатичная и добрая по натуре тетя Наташа. И кто бы что не говорил, а ему было абсолютно не важно, что пирожки к трем часам становились твердыми и жесткими, как резина, потому что вкуснее их он ничего не знал. Вспомнились и те мигающие яркими огнями, латинскими буквами и карточными мастями игровые холлы в подземке, где какой-нибудь везунчик, взявший в долг у «однорукого бандита» немалую сумму (конечно же, обязующийся вернуть ее не позже, как к концу недели) бросал щедрый пятак на толпу малолетних озорников.
А еще вспомнился тот день. Он был хорошим. Солнечным, теплым и, как и полагается пахнущему летом, предпоследнему майскому дню, радостным. Кириллу улыбнулось счастье с самого утра. А началось все с того, что ранним утречком, бродя по сонным столичным кварталам, Кирилл с батяней обнаружили два мешка бутылок рядом со спящим в полуквартале от ближайшего пункта приема стеклотары дядькой Феном. Воспользовавшись мертвецки крепким сном, отец и сын завладели его добычей. 78 бутылок по 25 копеек предвещали неплохое начало дня. И хотя это было как-то подло, ведь иначе как воровством это не назовешь, в том мирке, по законам которого жили Кирилл, его отец и дядька Фен, это было нормальным явлением. Ибо украсть — один из немногих способов прокормить себя, и к черту все басни о морали, совести и чести. Это мир лишений. Это мир без красоты, без улыбающихся масок, без высоких чувств. Это мир, где каждый за себя, где нет друзей, где нет доверия, где нет искренности, а только брутальное, животное стремление выжить. Найти себе ужин, чтобы не голодать ночью, найти себе завтрак, чтобы протянуть день.
Отец никогда не брал себе ни копья из добытых Кириллом денег. Он чувствовал свою вину за то, что не мог обеспечить ему счастливое детство. Ведь так было не всегда. До кризиса он работал на заводе водителем погрузчика. Заработок был скромным, но его вполне хватало на самое необходимое, так что главная проблема заключалась в отсутствии в их семье женщины.
После сокращения отец и сын оказались на улице, на помощь родственников рассчитывать не приходилось, и все что им оставалось — встать с протянутой рукой, чтобы наскрести хоть на кусок
