Шлем — это хорошо, — подумал Лек, отложив его в сторону. — Но где же винтовка?
Волнение жижи уже стало не только видимым, но и слышимым. Лек вдруг вскинул голову, совсем позабыв о том, что увлекшись поисками винтовки в болоте, он мог легко подпустить невидимого врага (а кого же еще?), и теперь до появления белых кругов перед глазами, всмотрелся в темноту впереди. Черно, лишь напоминающий короткие детские всхлипы, чей-то чавкающий шаг.
Лек стер рукой с бороды грязь, поправил резиновую повязку, закрывавшую глаз, сплюнул и, будто по наитию, поднял взгляд вверх. Отверстие люка оказалось прямо у него над головой. Не то что бы очень высоко, но не допрыгнуть. Да и выиграешь ли что? Не сдохнешь в болоте, так сгоришь на солнце. Выбор, таки сказать, не из беспроигрышной лотереи.
Глаза его вдруг сверкнули, на лице появилась странная ухмылка.
— Вот ты где, — прошептал он, заметив запутавшийся в переплетенных корнях ремень из плотной ткани.
Он все отчетливее слышал хлюпающие звуки приближавшихся шагов. Медлительная тяжеловесная поступь скорей всего принадлежала неуклюжему гиганту с трудом переваливавшемуся с ноги на ногу. Хотя Лек не исключал и того варианта, что это акустический обман, что на самом деле к нему вдоль стен бесшумно, выверяя каждый свой шаг, подкрадывается проворный стремительный хищник — куда более опасный враг нежели неповоротливый тяжеловес.
Страх холодной рукой прикоснулся к его внутренностям.
Медлить, теряя время на раздумья или самоуспокоение, Лек не стал. Негромко хыкнув, он подпрыгнул и, схватив свисающий ремень, потянул вниз. Слава Богу, винтовка была все еще там!
Больно получив прикладом по голове, он негромко выругался, но, тем не менее, вцепился в свою винтовку бульдожьей хваткой. Она была горяча, будто только что вынутые из печи пирожки. Деревянное ложе и приклад покрылись мелкими трещинами, но он не ощущал жжения в руках — возможность осязать любимое оружие будто вдохновило его, придало его мятежному характеру боевитости и уверенности в себе.
Лек передернул затвор и отступил с пятна солнечного света в темноту. Изготовившись к стрельбе с колена, снайпер весь обратился в слух, пытаясь по звуку определить, где находился враг. Но хлюпающие шаги исчезли. Тишина. Звенящая от напряжения, опасная тишина заполнила подземелье, будто струны натягивая нервы стрелка. Нечто замерло, так и не выйдя на свет.
Хитрая тварюга, — с досадой подумал Лек. — А вдруг это человек?! — вспыхнула в мозгу неожиданная догадка. — Черт, как же то я сразу-то не подумал об этом? Ну да, это кто-то из наших!
Ага, как же, — пробасил гнусный внутренний голос. — Держи карман шире! Кто ж за тобой придет-то при плюс пятидесяти пяти в тени?
— Эй, ты! — Лек вздрогнул, услышав свой собственный голос.
В ответ, как он и предполагал, не было слышно ровным счетом ничего: ни хлюпанья, ни чавканья, ни дыхания.
Сердце у него заколотилось, руки как-то нехорошо дрогнули, а во рту отчего-то стало сухо и противно.
— Слушай, у меня есть оружие, — на всякий случай сказал он, решив больше не повышать голос. — Ты меня понимаешь? Подай какой-нибудь звук. Хлопни по воде! — скомандовал Лек, стремясь чтобы его голос звучал как можно грознее, неосмысленно назвав водой пузырящуюся муть. — Если ты даже не человек, но ты меня слышишь и понимаешь, хлопни по воде.
Гулкая тишина. Только слышно, как колотится в груди сердце.
Казалось, за это время снаружи стало еще темнее.
— Хлопни! — почти умоляюще выкрикнул Лек, представляя как пялится на него из темноты хищная, голодная тварь, выжидая подходящий момент, чтоб сделать свой смертельный прыжок и вцепиться ему в глотку.
Никаких звуков. Страх медленно пробрался ему в душу, как пробирается холод внутрь подвешенной на крюк в морозильной камере свиной туши. Крепко сжимая в руках винтовку, Лек, будто каменное изваяние, замер, не издавая ни звука и даже почти не дыша.
Но там не было видно абсолютно ничего. Взбудораженная фантазия рисовала в черной глотке тоннеля всевозможных химер: острозубых, клыкастых, громадных, как медведь, и тощих, с острыми руками-лезвиями. Даже таких, которых он не видел никогда и не слышал о их существовании. Картинки перед его глазами менялись с такой скоростью, что вскоре слились в одно мерцание, в какую-то бессмысленную анимацию, в которой нельзя было уже ничего разобрать. Существа стали похожи на головоломные геометрические фигуры, клубки проволоки или нитей, каракули, рисованные детской рукой… Пока не исчезли с импровизированного экрана полностью.
Боже мой, ведь он видит меня! — острым штыком резанула по живому очередная догадка. Сразу же припомнились слова Кирилла Валериевича о том, что многие животные (будем хоть изредка называть их так) обладают превосходным ночным зрением, каким обладали раньше кошки и совы.
О-о, какой же я идиот! Мой шлем! — Лек посмотрел на полный грязи доспех, как на воду выброшенная на берег рыба. Ему было хорошо видно прикрепленный примерно на уровне правой брови, задорно подмигивающий красноватой линзой, бочоночек прибора ночного видения.
Внезапно Леку показалось, что там, впереди, уже никого нет. И нет уже с тех пор, как затихли шаги. Он целится в пустоту, в растаявшую в воздухе дымку, говорит с пузырящейся грязью, уговаривая ее хлопнуть в ответ… в то время как тварь беззвучно подкралась к нему сзади. Волосы на голове у него зашевелились, по спине вниз пробежали тысячи маленьких лапок. Тактика! О, Господи, как я мог этого не учесть?! Один выполняет отвлекающий маневр, а другой тихо заходит с тыла…
Перед глазами стало совсем темно, и им вдруг овладело непреодолимое желание оглянуться. Во что бы то ни стало, даже если ему придется столкнуться лицом к лицу со смертью.
Нет, держись! Растеряешь бдительность, оглянешься — и все! Ведь оно только этого и ждет. И никого позади меня нет и быть не может. Ведь больше не было никаких волн! Да ну к черту все это!
Он спустил курок, всецело полагаясь на удачу. Звук выстрела заставил его вздрогнуть и поежиться. Вошла ли пуля с характерным чмокающим звуком во что-то мягкое, живое, или со звонким «бдын-н-нь» отрикошетила от стены, просыпав на жижу кирпичное крошево, Леку расслышать не удалось. Эхо выстрела все еще звенело у него в ушах, перекрывая все остальные звуки. Но для себя он решил, что раз еще не умер, значит сзади у него и вправду никого не было.
И тогда он, осененный надеждой, выстрелил еще раз.
Тишина длилась, казалось, целую вечность. Потом был звук сползающего по стене тела и натужный, нечеловеческий кашель, будто нечто силилось исторгнуть заполнявшую легкие кровь.
Секунды времени хватило Леку, чтоб добраться до своего шлема, вытряхнуть из него грязь и, кое-как протерев забрало с обеих сторон, напялить его себе на голову. Воняло в нем куда хуже, но возникшее с его появлением чувство защищенности, как у ребенка, сложившего над головой руки домиком, было бесценно.
Щелкнув по бочоночку прибора ночного видения, он приготовился увидеть канализацию в зеленоватом свете, но… не произошло ровным счетом ничего. Всматриваясь в густую темень прищуренным глазом, он вскрикнул и несильно ударил по прибору. Ничего. Пощелкал еще кнопкой. Тот же результат. То ли отсырели батареи, то ли прибор повредился при падении — ведь нехило ему все же летать приходилось: и с крыши вагона, и с трехметровой высоты, — так или иначе работать он наотрез отказывался. Чувство защищенности у Лека тут же улетучилось.
— Твою-то мать! — выкрикнул он. Затем снял с головы шлем, сделал несколько шагов назад и остановился, как вкопанный. Ему почудилось, что позади него что-то зашипело. Резко обернувшись, он направил оружие туда, откуда послышался звук и приготовился стрелять, всецело надеясь, что пуля, как и в первый раз, сама найдет цель. В этот раз предупреждать никого он не собирался. Вскинув винтовку к плечу, он без раздумий выстрелил, целясь невидимому противнику в грудь. Подождал, пока в ушах перестанет звенеть, прислушался. Нет, пуля ушла в стену. И лишь когда шипение повторилось, причем гораздо ближе, чем в прошлый раз, до него дошло, почему он не попал бы в преследователя, даже если бы высадил в центр тоннеля всю обойму… О, Боже, да потому что эта тварь может передвигаться по стенам!
Закричав так безумно, что едва не остановилось сердце, он со всех ног бросился бежать в кромешную
