прямоугольником на красном фоне. Руль слегка повернут влево. Он был насквозь проржавевшим, и лишь благодаря маленькому пластмассовому сиденьицу белого цвета и пластмассовым ручкам на руле, с которых свисали по обе стороны разноцветные ленточки, он не напоминал конструкцию, сделанную из человеческих костей.
Кто-то схватил Крысолова за руку чуть повыше запястья. И раньше чем он успел ее отдернуть, ощутил неистовый холод, будто опустил руку по локоть в ванную с жидким азотом.
— Ха-ха, мы вас нашли, теперь вы нас ищите… Ха-ха, мы здесь, рядом…
— Они просто хотят с нами поиграть, — вдруг произнес Лек и что-то в его голосе переменилось. Кирилл Валериевич не сразу понял что именно, но перемена эта ему ой как не понравилась.
— Где вы? — Лек отсоединился от ощетинившегося стволами на несчастный велосипед триумвирата, и прежде чем Крысолов понял, что к чему, он сделал шаг в сторону и опустил оружие.
«Поддался!», вихрем пронеслось в головах обоих ветеранов.
Кирилл Валериевич настиг его двумя большими шагами, повернул к себе и не особо раздумывая, отправил молодого сталкера, что называется, «на Одессу», ударив лбом ему в область переносицы. И пускай наличие шлемов не дали в полной мере ощутить мощь удара, Лек все же отступил на шаг, наклонился и затряс головой, будто пытаясь избавиться от влетевшей под забрало пчелы, а потом выпрямился и недоуменно уставился на командира.
— Назад, я тебе сказал!
«Разрезанное горло» издало свой бурлящий клокот где-то совсем рядом, и тут же огромное — толщиной побольше туловища человека — щупальце с омерзительными, торчащими во все стороны присосками, похожими на расширяющиеся сопла ракет, со свистом пронеслось у них над головой. Не успели сталкеры еще ничего понять, как за ним сразу же последовало второе, немного ниже. Крысолов единственный, кто успел пригнуться. Секача же сбило с ног как застоявшуюся кеглю. Он перекувыркнулся в воздухе, но ему таки повезло приземлиться на прежнее место. Лека же, как самого легкого, со свистом отшвырнуло куда-то в сторону, в самую гущу тумана.
Не раздумывая, Крысолов рванул за ним.
— Лек! Ле-ек!!!
Одно щупальце с громким хлюпающим звуком прилипающих к асфальту присосок, хлобыстнулось на землю прямо возле него, заставив его тут же остановиться, как вкопанному, и, с трудом сдерживая в себе рвоту, смотреть на этот отвратительный, покрытый бородавками и водянистыми полупрозрачными присосками отросток. Второй шлепнулся с другой стороны, так, что Крысолов оказался будто бы между раздвинутыми указательным и средним пальцами.
Значит, тварюга знает куда нужно класть свои отростки, — пришло на ум объяснение. — Не получилось смести — будет пытаться придавить!
В том месте, куда, по подсчетам Крысолова, отлетел Лек, лежал лишь его шлем. Он поднял его, огляделся по сторонам. Щупальца тем временем оторвались от земли, взмыли вверх. С такой легкостью, будто сам Господь Бог поднял их туда.
— Лек, мать твою! Секач! Серега, сюда! Только не стрелять!
Краем глаза он успел увидеть, как сверху на него снова падает черный отросток. Инстинкт самосохранения — великое дело, за него, по возврату в Укрытие, следует выпить не одну бутыль в «Андеграунде», и пускай только Петрович попробует не поставить самой ядреной!
Разбив под собой асфальт и сотрясши землю подобно упавшему астероиду, щупальца повалились крест-накрест, накрыв аккурат то место, где только что стоял Крысолов.
— Как вам наши игры?.. — детский голосок и чье-то прикосновение к спине. Ледяной холод тут же волнами разошелся по всему телу, но даже сквозь плотный спецкостюм Кириллу Валериевичу удалось прочувствовать, что прикоснулась к нему, легонько толкнув в спину, маленькая ладошка.
— Секач! — выкрикнул он, уставившись в клубящееся облако.
— Здесь я, — послышался знакомый голос, и облако исторгло из себя грузное тело оглядывающегося во все стороны Сергея.
У Крысолова отлегло от сердца. Щупальца уже поднялись и вот-вот следовало ожидать их падения, потому он подхватил напарника за локоть и указал на место впереди, где туман поредел и сквозь него просматривались темные силуэты многоэтажных домов.
— Там укроемся! — выкрикнул он и подтолкнул Секача вперед.
Они уже рванули было туда, позабыв, что бежать-то как раз нельзя, как вдруг в том месте, где туман просветлел, обнажив широкий проем в кирпичной стене — проезд со шлагбаумом, открывающий путь к многоэтажкам, они увидели всех детей…
Пятеро стоявших друг подле друга мальчишек в одинаковой одежде и четверо девчонок, как маленькие хористки на подиуме в протестантской церкви, в белых туфельках и гольфах, с белыми же бантиками, перед ними. Праздничные наряды, праздничные прически. Но они больше не улыбались и не смеялись, на их лицах застыли участливость и интерес. Так, будто невидимый фотограф попросил их сосредоточиться на его фотоаппарате, возможно, прибегнув к старому и весьма глупому способу концентрации внимания, пообещав детям, что из объектива вылетит птичка.
И если бы не присматриваться… Если бы не подходить к ним ближе… все могло бы показаться нормальным. Дети как дети, ничего особенного. Если бы не маленькая деталь… Если бы у них были бы глаза, а не черные, неестественно круглые впадины…
Лек стоял перед ними, такой четкий, такой реальный после долгих минут пребывания в густом тумане, что даже сначала не поверилось, что это на самом деле был он. Именно за ним так пристально следили детишки. На нем сомкнулись их полые взгляды. К нему устремились их маленькие лица. Он был актером, а они были его зрителями. Вот он зашевелил руками, отложил в сторону винтовку, расстегнул сверху молнию, отцепил защитную пластину на шее, достал из сапога нож и медленно понес его к лицу… о, Боже, к глазу…
С детьми начало что-то происходить. Они приоткрыли рты и их челюсти, будто пластилиновые, оттянулись вниз до груди, напоминая жуткую картину Мунка1 (1 «Крик»). А из открывшихся ртов толчками начала вытекать вязкая черная слизь.
— Лек!!! — Крысолов бросился к нему со всех ног. — Лек, нет!!!
Секач опередил его, поскольку был ближе, схватил молодого сталкера за запястье, потянул руку на себя. Но умелый выворот и лезвие короткого финского ножа прошлось ему по ладони, разрезав перчатку. Подоспевший Крысолов поймал руку Лека в замок, выбил с нее нож и подсечкой сбил снайпера на землю.
— Кирюха! — выкрикнул Секач, смотря куда-то сквозь него.
Но миновать в этот раз встречи с отвратительно липким щупальцем, решившим дать наотмашь, не удалось. Крысолова ударило в грудь, он издал глухой хрип и кубарем покатился в сторону как сметенная со стола кроха. Секач хоть и пригнулся, но от удара не ушел — щупальца двигались, будто концы ножниц, и второе повалило его на землю.
— Не стрелять! — заорал Крысолов, видя сквозь пелену тумана как Секачапппа с достает из подсумков гранату и закидывает ее в подствольник автомата.
Черная слизь стекала у девочек по белым передникам, впитываясь в него, расходясь темным пятном. Белая ткань тут же начинала гнить и отпадать целыми кусками, обнажая почерневшую плоть. Но они этого не замечали, они не видели перед собой ничего, кроме скорчившегося от боли Лека и украденной у Крысолова финки.
— Да ну тебя! — выкрикнул Секач и, прицелившись, сделал выстрел по вновь вылетевшему из тумана щупальцу. Граната угодила как раз в то место, где щупальце растворялось в серо-желтых клубах тумана. Раздался взрыв и разбрызгивающее во все стороны кровавые ошметки щупальце, словно отрезанное ножом, грузно упало на землю. Оно не дергалось, не извивалось, как принято думать, а упав, всего лишь безжизненно растянулось, преградив дорогу словно лежащий полицейский для циклопических машин.
— Ну зачем ты это сделал?! — завопил Крысолов, поднимаясь на ноги.
— Так оно же…
Из тумана раздался громкий, жуткий вопль, будто сразу с десяток бурых медведей одновременно угодили в капканы.
