обнял ее и поцеловал.
Бонни смотрела на него, словно не веря своим глазам. Ему показалось, что она вот-вот засмеется. Он снова поцеловал ее, и на этот раз она как будто была готова ответить на поцелуй. Однако все же не ответила.
— Ну же! Расслабься, — шепнул Джонни. — Я тебе помогу. Я знаю, как это делается.
Но Бонни, хотя и не отбивалась, вся как-то закаменела в его объятиях.
— Нет, это ни к чему, — произнесла она срывающимся голосом. — Это все страшно усложнит.
— А вот и нет! — воскликнул Джонни. — Наоборот, упростит.
— Нет, — настаивала она.
— Но почему? — спросил Джонни. — Я такой необычный, яркий. Можешь позаимствовать у меня самобытности.
— Она у тебя с угрозой, — улыбнулась Бонни и покачала головой. — Мне этот оттенок не подходит.
— Не любишь лиловый? — спросил Джонни, вспомнив о синяке под глазом. — Это королевский цвет. Он делает нас принцами крови.
— Нет, — сказала она и попробовала высвободиться.
Но Джонни, помнившему о ее неуверенности, казалось, что стоит только удержать ее, как бы она ни сердилась и ни билась в его руках, и она в конце концов подчинится. Джонни изо всех сил прижал ее к себе, как когда-то прижимал его Нев, — и вдруг ее серебряная блуза с черными полумесяцами лопнула. Звук рвущейся ткани сделал то, чего не могли сделать все попытки освободиться, — в отчаянии он выпустил ее из рук.
— Черт! — сказала Бонни, глядя на разорвавшуюся ткань, однако не делая никакой попытки прикрыться.
От этого она не стала соблазнительней. Казалось, Джонни внезапно перестал для нее существовать — ей и прикрываться перед ним не нужно.
— Зачем ты это сделал? — закричала она с презрением. — Мне было так хорошо с тобой, а ты взял и все испортил.
— Я шел за тобой, — воскликнул Джонни. — Я думал... не знаю, что я думал. Я думал, ты скажешь мне... правду.
Он понимал, что это смешно. Он и сам не знал, какова связь между правдой и его желанием завлечь в постель Бонни Бенедикту. Но Бонни услышала это странное слово и внезапно скрестила руки, прикрывая грудь и устремив на него недоверчивый взгляд.
— Правду? — спросила она и всхлипнула, но тут же непроницаемо — что твоя пифия! — улыбнулась. — Теперь ее никогда не узнаешь, не так ли?
Софи шевельнулась и выпрямилась в кресле, вздрогнув всем телом, как собака, которой что-то снится.
— Сейчас приготовлю, — пробормотала она.
Бонни пыталась накинуть на плечи накидку, не отнимая руки, стягивавшей разорванную блузу. Джонни не сводил с нее глаз. Он думал о том, что надо бы извиниться, но не мог найти слов. К тому же оба они знали, что на деле он не жалеет, как следовало бы, о случившемся.
— Помочь тебе? — спросил Джонни.
— Не подходи! — бросила она и, накинув плащ на одно плечо, сбежала по лестнице так же проворно, как Спайк несколькими часами раньше.
Джонни не пытался ее догнать. Он застыл на месте, вслушиваясь в быстрый стук ее каблуков. Дверь хлопнула.
— Где ты был? — сонно спросила Софи.
— Нигде, — медленно ответил он. — И я никуда не иду.
Мысленно он вновь обнимал Бонни, переживая миг, когда казалось, она вот-вот уступит; представлял, как она обмякнет, сдастся, нежно обнимет его обеими руками и согласится подняться с ним в спальню.
— Я ложусь спать, — объявила Софи.
— Помни о дядюшке Брайене! — сказал Джонни. — На меня ведь нельзя положиться.
— Я забаррикадируюсь! — воскликнула; она.
— Прекрасная идея! — с жаром поддержал Джонни и тихонько зарычал.
Софи забеспокоилась.
— Перестань! — недовольно сказала она. — Что твоя мать скажет, я просто не знаю!
— А я знаю! Она скажет: 'Улыбайся!' — ответил Джонни и улыбнулся.
— Ты принадлежишь к ненадежной ветви нашей семьи, — объявила Софи, стоя в дверях своей спальни, и Джонни с ней согласился.
— Я не очень-то яркий и совсем не броский, — заметил он. — Я даже не синий.
— Но намерения у тебя всегда были хорошие, — заверила его Софи в щелку и захлопнула дверь.
А Джонни впервые задумался о том, так ли это на самом деле.
Глава шестнадцатая
В полном одиночестве Джонни кружил по комнате, выходил на площадку, шагал от телевизора к столу, подходил к двери в спальню Софи и вновь возвращался в гостиную. Кошки, щурясь, следили за ним из своих углов. Было всего десять вечера, но Джонни казалось, что сейчас уже полночь или еще позже. Ему казалось, как в ту первую ночь у Софи, будто время выпало из своего обычного течения. Никакие часы не покажут это особое 'сейчас'. Джонни смутно чувствовал, что его пребывание в этом доме подходит к концу. Все начиналось с ощущения остановившегося времени и возвращалось к нему же. Круг замыкался.
Над головой пауки проверяли свои легкие серые сети, раскинутые по углам, от стен к потолку. Джонни выследил пифию в ее пещере, но не смог овладеть ни ею, ни воплощенной в ней силой.
Разорвав ее блузу с полумесяцами, он не успокоился. Его переполняла тревога, отчасти потому, что он не получил прощения. Кружа по комнате, словно зверь в клетке, он поднял лицо к потолку и беззвучно завыл на луну, прятавшуюся за облаками. Ему не хотелось больше бороться с собой, и он постарался освободиться от мрачных мыслей, заполнив пустоты музыкой.
ДОРОГА В НИКУДА, КОТОРОЙ Я БРЕДУ… — пели голоса, как всегда попадая точно в цель.
Джонни прошел через кухню на балкон и стал там, овеваемый смешанным с туманом ветром, дувшим по улице Маррибел. Свет в окне соседнего дома падал на перила балкона.
ДОРОГА В НИКУДА, КОТОРОЙ Я БРЕДУ... — повторили голоса, сопроводив эти слова криками разных тварей, визгом и лаем.
— Гав! — лайнул Джонни в знак согласия.
Внизу из дверей паба выходили последние посетители. Желтое пятно света, вырвавшись из хлопающих дверей, расползалось по тротуару и, добравшись до уличных фонарей, меркло. До Джонни доносились веселые голоса. Из крана непрерывной струей лилась на середину балкона вода. Видно, обветшалый водосток был поврежден. Вода текла, словно кран подсоединили к огромному резервуару.
— Чечетка под краном! — сказал Джонни и рассмеялся.
Он сделал проходочку — сквозь хлещущую из крана воду к перилам балкона, а потом назад, к двери в комнату.
ЧЕЛОВЕК НА ЭКРАНЕ СЧАСТЬЯ... — пел ансамбль зловещими голосами.
— Что ж, это было не так уж плохо, — сообщил он им. — Я бы еще раз прошелся, да забыл, как это делается.
Как же вновь поймать ритм, таящийся в сердце вселенной? Можно терпеливо стучаться к ней в дверь, весело кричать что-то в замочную скважину, барабанить по двери кулаками, ломиться — и все без толку.
