– Разумеется, нет.
– В таком случае, это не имеет значения. Он не в счет.
Я убежала в спальню, чтобы выплакаться. Я так глубоко ощущала свое собственное одиночество, что почти не могла дышать. С закрытыми глазами я представила лицо папы и услышала его голос: «Помни: хотеть – значит мочь».
«Должен же быть какой-то способ. Ну просто должен!» – твердила я себе.
В один из визитов Хакимы подбросили мысль, чтобы я начала вместе с Махтаб ходить на лекции по Корану для англоязычных женщин. Они проводились по четвергам в полдень в мечети Хосайни Эршада. Это предложение было еще одним доказательством добрых намерений ко мне. Кроме того, они советовали Муди позволить мне чаще встречаться с людьми, которые говорят на моем родном языке. Хакимы были бы в восторге, если бы я стала послушной мусульманской женой, но исключительно из моих собственных побуждений.
Это предложение мгновенно придало мне сил. Я воспрянула духом. У меня не было желания изучать Коран, но перспектива регулярных встреч с женщинами, говорящими по-английски, была восхитительной.
Муди воспринял это сдержанно. Однако я знала, что он должен согласиться. Каждое Пожелание аги Хакима для Муди было равнозначно приказу.
В следующий четверг Муди, хотя и неохотно, отвез нас на такси в мечеть. Он попытался войти в класс, но решительная англичанка преградила ему дорогу.
– Я хотел только посмотреть, что здесь происходит, – сказал он. – Хочу увидеть, как здесь все организовано.
– Нет, – резко ответила она, – сюда приходят только женщины. Мужчинам вход воспрещен.
Я испугалась, что Муди придет в ярость и именно сейчас впервые пойдет против воли аги Хакима. Он прищурил глаза, присматриваясь к собирающимся на лекцию женщинам. Все были закрыты соответствующим образом, большинство в чадре. Выглядели послушными мусульманками, хотя говорили по-английски. Ни одна не напоминала агента CIA.
После нескольких минут колебаний Муди пришлось признать, что ага Хаким был прав и это действительно поможет мне ассимилироваться в Тегеране. Пожав плечами, он вышел, оставляя Махтаб и меня на попечение англичанки.
– Никакой болтовни, – предупредила она. – Мы здесь для того, чтобы изучать Коран.
И мы стали изучать. Читали его хором, участвовали в «часах вопросов и ответов», прославляющих ислам и унижающих христианство, вместе произносили полуденную молитву. Само по себе это не было приятным времяпрепровождением, но у меня пробуждался огромный интерес, когда я присматривалась к лицам этих женщин. Мне хотелось узнать их историю. Оказались они здесь по собственному желанию или были среди них такие же несчастные, как я?
Я думала, что после лекции Муди будет ждать нас возле мечети, но не обнаружила его в волнообразной толпе спешащих хмурых иранцев. Не желая возбуждать его подозрений с первого дня, я остановила оранжевое такси, и мы поехали домой. Когда я открыла дверь, Муди взглянул на часы и остался доволен, что я не злоупотребила предоставленной мне привилегией.
– Эта лекция произвела на меня большое впечатление! – сказала я. – Там, правда, нужно работать. Не позволят уйти, пока не выучишь. Мне кажется, что я там многому сумею научиться.
– Хорошо, – согласился Муди, сдержанно давая выход удовлетворению, что его жена совершила значительный шаг на пути к отведенному ей месту в Исламской Республике Иран.
Я была тоже удовлетворена, но совсем по другой причине. Я сделала маленький шаг на пути к освобождению из Исламской Республики Иран.
Лекции по Корану начинались сразу же после занятий в школе. Вначале Муди считал необходимым провожать нас до мечети, но я хорошо знала, что пройдет немного времени и он позволит нам ходить туда самим. Таким образом, я буду свободна почти весь четверг.
Хотя любые разговоры были запрещены, перед занятиями и после них все-таки происходил обмен мнениями. После второго занятия одна из женщин спросила, откуда я. Когда я сказала, что из штата Мичиган, она обрадовалась и заявила:
– Вы должны познакомиться с Элен. Она тоже из Мичигана.
Нас представили друг другу. Высокой, крепкого телосложения Элен Рафаи было около тридцати лет, но сухая кожа ее лица была стянута, поэтому она выглядела старше. Элен носила платок, так тщательно прилегающий к лицу, что я не могла увидеть цвет ее волос.
– Где вы жили в штате Мигиган? – поинтересовалась я.
– Под Лансингом.
– А конкретнее?
– Ой, никто даже не слышал об этой местности.
– Скажите мне, пожалуйста, потому что я тоже жила недалеко от Лансинга.
– В Овоссо.
– Ты шутить, наверное! – воскликнула я. – Мои родители живут в Банистере. Я работала в Элсе. Я ходила в школу в Овоссо!
Мы разволновались, как девчонки.
– Ты бы могла прийти с семьей к нам в пятницу? – спросила Элен.
– Не знаю. Муж не позволяет мне ни с кем ни разговаривать, ни встречаться. Не думаю, чтобы он согласился, но я спрошу.
