Муди, Махтаб и я с нетерпением ждали этого пункта культурной программы. Представлялась возможность приобрести экзотические сувениры для близких и приятелей в Штатах. Мы хотели воспользоваться оказией и купить для себя в Тегеране по низким ценам бижутерию и ковры.

Несколько дней подряд Зухра или Маджид подвозили нас утром в город. И каждый такой выезд был приключением. Мы оказывались в сутолоке города, который за четыре послереволюционных года разросся с пяти до четырнадцати миллионов жителей. Хотя точно установить численность населения было невозможно. В результате экономического кризиса обезлюдели деревни, и их жители сбежали в Тегеран в поисках хлеба и крыши над головой. В город хлынули также тысячи, а может быть и миллионы, беженцев из Афганистана.

Всюду, где мы ходили, нас окружали толпы угрюмых, уставших людей.

Вдоль улиц тянулись сточные канавы. Люди пользовались запасами этой бесплатной воды в самых разных целях. По сути это была общедоступная помойка. Продавцы лавок полоскали там тряпки для пола. Одни мочились в воду, другие – мыли в ней руки. Нам постоянно приходилось перепрыгивать через грязный поток.

По всему городу велись строительные работы, выполняемые вручную, беспорядочно. Даже речи не шло о строительных нормах, пользовались брусом разных размеров, и, таким образом, воздвигались строения сомнительного качества и устойчивости.

Город находился как бы на осадном положении, под контролем вооруженных до зубов солдат и полиции. Прогулка по улицам вселяла страх. Казалось, что дула карабинов направлены прямо на нас.

Вездесущие солдаты революции, одетые в пятнистые куртки, задерживали машины, выискивая контрреволюционную контрабанду: наркотики, книги, критикующие шиитскую доктрину ислама, или магнитофонные кассеты американского производства. За последние грозило полгода заключения.

Были там и зловещие пасдары – специальная полиция, которая носилась на белых «ниссанах». Каждый мог рассказать какую-нибудь леденящую кровь историю о них. Овеянные мрачной легендой пасдары были в сущности шайкой наделенных властью уличных бандитов.

Одной из их обязанностей был контроль за женщинами: правильно ли, в соответствии ли с законом страны они одеты. Я не в состоянии была понять явное противоречие: женщины на виду у всех кормили детей грудью – их не волновало, что обнажен бюст; главное – закрыта голова, подбородок, руки до кистей и ноги до щиколоток.

В этом странном обществе мы, как сказал Муди, относились к элите. Мы пользовались авторитетом уважаемой семьи, которая по сравнению с рядовыми иранцами была более культурной и образованной. Даже Амми Бозорг представляла образец мудрости и чистоты. Мы были также относительно состоятельны.

Страну захлестывала инфляция. Банки платили около ста риалов за доллар, но Муди предупредил, что рыночный курс еще выше. Теперь я знала, зачем он отправлялся несколько раз в город без меня. У него было столько наличности, что не представлялось возможным носить ее с собой. Он наполнил деньгами карманы всех костюмов, висящих в шкафу нашей спальни.

Я поняла, почему люди на улице носили пачки денег толщиной десятки сантиметров. К тому же в Иране нет кредитных карточек, и чеки здесь не в ходу.

Мы с Муди не могли представить себе относительной ценности этой валюты. Приятно было почувствовать себя состоятельными. Мы купили наволочки с ручной вышивкой, инкрустированные золотом деревянные рамки для живописи, миниатюры с редким рисунком. Муди подарил Махтаб золотые сережки с алмазами, а мне колечко, браслет и алмазные сережки, а также золотое ожерелье за три тысячи долларов. Я знала, что в Штатах оно будет стоить гораздо больше.

Махтаб и мне понравились длинные цветные платья из Пакистана, и Муди купил их нам.

Мы выбрали комплекты полированной мебели из натурального дерева. Она была инкрустирована золотыми листочками со сложным рисунком и обтянута экзотической тканью. Это была мебель для столовой, а диван и кресла для гостиной. Маджид сказал, что организует транспортировку мебели в Америку морем. Мои опасения несколько рассеялись, когда Муди решился на эту покупку. Значит, он планировал возвращение домой.

В один из дней, когда Зухра собиралась взять меня, Махтаб и несколько женщин из семьи за покупками, Муди, демонстрируя свою щедрость, вручил мне толстую пачку банкнотов, которые даже не считал. В тот раз мне приглянулся итальянский гобелен размером полтора на два с половиной метра. Я знала, что он будет хорошо выглядеть у нас на стене. Стоил он около двухсот тысяч риалов, или приблизительно две тысячи долларов. К концу дня у меня еще оставалось много денег, которые я хотела сохранить. Не приходилось сомневаться, что Муди не спросит о них.

Почти ежевечерне приходил кто-либо из многочисленных родственников Муди. Мы с Махтаб на этих приемах чувствовали себя чужими. Для нас они были сплошной мукой, но отчасти давали хоть какое-то развлечение.

Родственников Муди можно было разделить на две категории. Половина рода жила, как Амми Бозорг, безразличная к грязи, отвергая достижения цивилизации, рьяно придерживаясь наказов фанатичной шиитской доктрины ислама. Остальные были уже более западными, более культурными и дружелюбными, соблюдали правила гигиены. Они охотнее говорили по-английски и гораздо предупредительнее относились ко мне и Махтаб.

Нам нравилось навещать Резу и Эссей. В своем доме племянник Муди был настроен дружески. Эссей тоже не скрывала своей симпатии ко мне. Она пользовалась любой возможностью в разговоре со мной пополнить свои скромные познания в английском языке. Она и некоторые другие помогали мне в какой-то степени преодолеть чувство грусти и растерянности в чужой стране.

И все же мне нечасто удавалось забыть, что, как американку, меня относят к врагам.

В один из дней мы были приглашены к двоюродной сестре Муди, Фатиме Хаким. Некоторые иранки после брака берут фамилию мужа, но большинство остаются все-таки на девичьей фамилии. Неизвестно, как это было в случае с Фатимой, потому что она из семьи Хакимов и вышла замуж за Хакима, своего близкого родственника. Это была доброжелательная женщина лет пятидесяти. И хотя Фатима не говорила по- английски, за ужином, который был накрыт на полу в холле ее дома, она производила впечатление очень милой и заботливой. Ее муж, на редкость высокий для иранца, на протяжении всего вечера произносил себе под нос молитвы и читал Коран. А наш слух был атакован знакомым шумом разговорившихся родственников.

Сын хозяев невольно приковывал внимание. Ему могло быть лет тридцать пять, но рост его едва

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату