империи назначаю графа Рукавишникова, Александра Михайловича. На исполнение — сорок пять минут. Мне на подпись уже в трех экземплярах, заверенных малой государственной печатью. Вопросы?
Статс-секретарь уносится исполнять. А я погружаюсь в текущие дела. Транссиб, Магнитка, Днепрогэс… Вчера был поганый день: обсуждал с Духовским среднеазиатские дела — ясности пока нет. У Менделеева произошел взрыв в лаборатории, и еще чудо, что никто не пострадал. Ребята Васильчикова носом землю роют, но никаким терактом тут и не пахнет: Дмитрий Иванович работает со взрывчатыми веществами, а там столько нестабильщины, что и без всяких террористов того и гляди на околоземную орбиту выйдешь. Кусками. Еще вчера Бунге в отставку просился — еле-еле старика уговорил. Финансовая реформа идет, хромая на все четыре ноги… Первое апреля, говоришь?..
Указ уже с печатями ложится мне на стол. Подписываю…
— Филя! — и когда Махаев «встает передо мной, как лист перед травой», — скорохода во Дворец Госсовета. Вручить графу Рукавишникову под подпись.
Сейчас что-то будет…
…Когда Димыч врывается ко мне в кабинет, я бросаю взгляд на часы. Однако… Он появился здесь через пятнадцать минут. Десять минут шел скороход, значит… Да вам, батенька, можно на Олимпиаду! Почти километр плюс три лестницы за пять минут! Могем…
— Ты что, сдурел?!
— Не понял?
— Какое, на х… министерство?! У меня что — работы мало?!
— А у кого ее мало? Покажи мне, я его нагружу…
— Ты че, какая культура?! Мало мне завода, мало мне ваших верфей, мало мне этого гребаного департамента?! Я и так по четыре часа сплю…
— Бли-ин! Да ты вон как — еще и высыпаешься? Лично у меня больше трех часов не получается… А тебя, значит, еще чем-нибудь догрузить можно, до кучи…
Димка сбавляет обороты. Он знает, что все засланцы здесь работают на износ, и решает зайти с другого конца:
— Нет, ну почему я?! Я что — театрал? Я что — самый культурный? Назначь кого-нибудь, но я- то?..
— Кого-нибудь? Предлагай. Я что, по-твоему, могу такое дело какому-то Станиславскому или Михаилу Чехову поручить? Ну, ты предлагай, предлагай!..
Димыч смят, раздавлен и уничтожен. Понурив голову, он медленно бредет к выходу из кабинета. Когда он уже переступает порог, я окликаю его:
— Граф! Эй, граф! — Он медленно поворачивается с убитым видом. — Напомни-ка мне, с какого числа ты у нас министр?
— С первого апре… Гад ты, величество! Так ведь и до инфаркта доскакаться можно!
На его лице написана такая неподдельная обида, что мне приходится достать из стола коньяк и рюмки.
— Ну извини, братишка! — Я жестом приглашаю его за стол. — Мировую?
— Да ладно, ладно… — говорит Димыч, враз повеселев, — я тоже хорош. Действительно, нашел время когда шутки шутить…
После четвертой «мировой» рюмки он уходит на свое заседание. А у меня уже через минуту — новый посетитель. Николай Авксентьевич Манасеин пришел с проектом нового уголовно-процессуального кодекса…
…Через два часа, когда мы добрались до сто шестьдесят восьмой статьи, в кабинет, чуть не сбив с ног Махаева, влетел Димыч:
— Государь! Беда! На Магнитке — взрыв на домне. В Горегляда стреляли…
— Пошел ты, граф, знаешь куда?! Два раза хохма — уже не хохма…
Но Димыч уверяет меня, что День дурака тут ни при чем. Блин, только этого нам и не хватало! Теракт?..
Глава 10
Рассказывает председатель КГБ
генерал свиты князь Васильчиков
Я еду в Кремль, на прием к императору. Увы, безвозвратно канули в Лету те славные и счастливые времена, когда я каждый день был рядом с государем в должности его адъютанта и близкого друга. Другом, впрочем, я остаюсь и по сей день, но общаться с ним лично — хорошо если раз в неделю случается. А так — по телефонной связи. Но сегодня — сегодня иное: дело столь срочное, столь безотлагательное и столь конфиденциальное, что даже телефону доверять не стоит — лично, с глазу на глаз.
Кремлевская охрана козыряет, пропуска не спрашивая. А к чему спрашивать, если меня, моего шофера, моего адъютанта каждый из внутренней стражи обязан в лицо знать? Правда, и до сих пор действует правило «внезапного вопроса». Вот и он:
— Ваше сиятельство! Какой по счету от входа была ваша каюта на «Адмирале Нахимове»?
— Пятая, Михалыч, пятая.
Спрашивающего я тоже давненько знаю. Еще в кругосветку с государем вместе ездили. Бородатый урядник чуть улыбается, делает шашкой «подвысь». Все, можно проходить.
— Сергей Илларионович, — к нам подходит лично начальник императорской охраны генерал-майор Гревс с тремя казаками. — Прошу вас.
Александра Петровича я тоже знаю давненько. Менее, чем государя, но давненько. Дружбы между нами особой нет, но доверительные приятельские отношения — как и у всех, кто был и есть в «ближнем круге». Государь еще иногда его в насмешку «кругом первым» именует, по дантовому «Аду».
— Государь велел сразу по прибытии вас, Сергей Илларионович, к нему проводить.
А вот это уже интересно. Откуда бы государю знать, что новости у меня, отлагательства не терпящие? Неужели не доверяет и кто-то из моих докладывает? Так, с этим потом разберемся, а пока папку поудобнее перехватить и скорым шагом за Гревсом…
У дверей государева кабинета — неразлучные Шелихов и Махаев. На секунду я задумываюсь: а когда же эти двое отдыхают? Ведь в досье на Егора четко указано: «…из напитков предпочитает пшеничную или кизиловую водки, из еды — жареную дичь с гарниром. Наиболее интересующий тип женщин — блондинка, лет 20–25, среднего роста, с ярко выраженными женскими формами…», а на Филимона: «…из напитков предпочитает домашние настойки: на калгане, на брусничном листе и на чабреце, из еды — жаркое с соленым огурцом. Наиболее интересующий тип женщины — жгучая брюнетка, лет 20–25, высокая, среднего телосложения…» Интересно, когда они успевают насладиться «жареной дичью с гарниром», «жарким с соленым огурцом» и всеми перечисленными напитками? Или блондинками и жгучими брюнетками 20–25 лет? И еще: как это они умудряются, если верить этим же досье: «…в состоянии алкогольного опьянения обязательно исполняет песню на высочайшие стихи „Если завтра война“? Лично я их пьяными года полтора как не видел. Если не больше… В одном я уверен точно: мои сотрудники придумывать ничего не станут — чревато, знаете ли. Может, эта парочка время научилась растягивать?..»
— Сергей Илларионович, проходите незамедлительно. — Махаев понижает голос: — Государь ждет с нетерпением. Дважды уже осведомлялся! — И, окончательно перейдя на шепот, доверительно предупреждает: — Гневен…
Егор кивком подтверждает слова своего друга. Спасибо вам, добрые души! «Гневен» — это куда как плохо. Ну, да где наша не пропадала…
— А, вот и ты! — Государь бросается ко мне, но, сделав два шага, внезапно останавливается.
— Здравия желаю, ваше императорское величество!
— И тебе того же и по тому же месту! — и тут же без всякого перехода: — Ты чем там у себя занимаешься? Я тебя для чего председателем КГБ назначил?
