— Эта тюрьма постоянно вызывает у меня мысли о смерти, о том, что все это веселье, песни и танцы — прелюдия к смерти. Мне даже кажется, что клумбы здесь пахнут как могилы, — сказал Арафа.
— Но на улице нас ожидает реальная смерть, — тревожно сказал Ханаш.
— Мы убежим далеко от этой улицы. — Он посмотрел Ханашу в глаза и добавил: — А потом вернемся, чтобы победить.
— Если сможем убежать!
— Эти соглядатаи уже потеряли бдительность. Убежать будет нетрудно.
Они молчали и сосредоточенно работали. Потом Арафа спросил:
— Разве ты не этого хотел?!
— Я почти забыл, — смущенно пробормотал Ханаш в ответ. — Но скажи, что заставило тебя решиться сегодня?
Арафа улыбнулся.
— Дед объявил о том, что доволен мною, несмотря на то что я вломился в его дом и убил слугу.
На лице Ханаша опять появилось удивление.
— Ты будешь рисковать своей жизнью из-за увиденного в пьяном бреду?
— Называй это как хочешь! Но я уверен в том, что он умирал, довольный мной. Его не рассердило ни вторжение, ни убийство. Но если бы он видел сегодняшнюю мою жизнь, то пришел бы в ярость, — сказал Арафа и шепотом добавил: — Поэтому он и напомнил мне, что прежде был мною доволен.
Ханаш покачал головой от изумления.
— Раньше ты не говорил о деде с таким уважением.
— Тогда я во многом сомневался. Сейчас его нет, а об умерших плохо не говорят.
— Да помилует его Всевышний!
— Вряд ли я забуду, что стал причиной его смерти. Поэтому мой долг — вернуть его к жизни, если смогу. Если мне будет сопутствовать удача, мы забудем, что такое смерть.
Ханаш с сочувствием посмотрел на Арафу.
— Пока благодаря своему волшебству ты получил лишь бодрящие таблетки и бутылки, способные погубить жизнь!
— Мы стоим у истоков. Реальные возможности волшебства безграничны, хотя нам пока и неизвестны. Их и вообразить нельзя, — он обвел комнату взглядом. — Мы уничтожим здесь все, сохраним только тетрадь, в которой записаны все наши секреты. Я спрячу ее на груди. А убежать будет не так трудно, как ты думаешь.
Вечером Арафа, как всегда, пошел в гости к управляющему и вернулся незадолго до рассвета. Ханаш не спал, дожидаясь его. Они переждали час в спальне, чтобы удостовериться, что слуги заснули, и неслышно, с большой осторожностью проскользнули в гостиную. Слуга, спавший на балконе, мерно похрапывал. Они спустились по лестнице и повернули к двери. Ханаш склонился над постелью привратника, замахнулся палкой и ударил ею по пустому матрасу, спрятанному под одеялом. Удар оказался громким. Значит, привратника в кровати нет. Испугавшись, что они могли разбудить кого-то из слуг, Арафа с Ханашем встали за дверью, их сердца бешенно бились. Арафа поднял щеколду, медленно открыл дверь и вышел. Ханаш за ним. Они прикрыли дверь и стали вдоль стен пробираться к дому Умм Занфаль. Вокруг было темно и тихо. На полдороге им попалась собака. Животное насторожилось и бросилось к ним, чтобы обнюхать. Собака прошла за ними несколько шагов и, зевнув, остановилась. Подойдя ко входу в дом, Арафа прошептал:
— Жди меня здесь. Если услышишь что-нибудь подозрительное, свисти и беги к рынку аль- Мукаттам.
Арафа вошел в дом, дошел по галерее до лестницы и поднялся в комнату Умм Занфаль. Арафа постучал и услышал голос жены, спрашивающей, кто там.
— Это я, Арафа. Открой, Аватеф! — ответил он горячо и быстро.
Она открыла, и в свете фонарика у нее в руке он увидел бледное после сна лицо.
— Иди за мной! Мы уходим с улицы! — сразу сказал он ей.
Она изумленно смотрела на него, а потом за ее спиной показалась Умм Занфаль.
— Мы бежим с улицы. Все будет по-старому. Скорее!
Она колебалась. Потом недовольным голосом спросила:
— Почему ты вдруг обо мне вспомнил?
— Потом поговорим. Дорога каждая минута! — терял терпение Арафа.
Вдруг с улицы послышался свист Ханаша и шум. В ужасе Арафа закричал:
— Вот собаки! Шанс упущен, Аватеф!
Он выскочил на лестницу и увидел во дворе огни и фигуры. Арафа в отчаянии отступил.
— Сюда! — позвала его Аватеф.
— Нет! Не заходи! — вскричала Умм Занфаль, испугавшись за себя.
Какой смысл прятаться в комнате? Арафа заметил у лестницы окошко и спросил жену:
— Куда оно выходит?
— Просто отдушина.
Он вынул из-за пазухи тетрадь, оттолкнул Умм Занфаль, мешавшую ему, запихнул тетрадь в окошко и поспешил выбраться из дома, захлопнув за собой дверь. Прыжками он преодолел несколько ступенек и поднялся на крышу. Оттуда взглянул на улицу и увидел, что там полно людей с факелами. Послышался топот поднимающихся. Он добежал по крыше до стены соседнего к аль-Гамалии дома, но увидел, что и с той стороны уже бегут люди, впереди них также человек с факелом. Арафа метнулся к стене другого дома, примыкающего к кварталу рифаитов, но и на его крыше замелькали факелы. Его охватило отчаяние. Показалось, будто он услышал, как завопила Умм Занфаль. Неужели они ворвались к женщинам? И схватили Аватеф? Вдруг у входа на крышу раздался голос:
— Сдавайся, Арафа!
Арафа замер, не в силах произнести ни слова. К нему никто не подошел, а голос предупредил:
— Если у тебя с собой бутылка, то у нас они тоже есть!
— У меня ничего нет, — ответил Арафа.
Тогда на него набросились и связали. Арафа узнал Юнуса, привратника управляющего, который подошел к нему и сказал:
— Подлец! Негодяй! Кусаешь руку подающего тебе?!
Уже на улице, увидев, как двое мужчин ведут перед ним Аватеф, Арафа взмолился:
— Отпустите ее! Она ни при чем!
В то же мгновение Арафа получил сильный удар в висок, от которого потерял сознание.
113
Арафа и Аватеф со связанными за спиной руками предстали перед разъяренным управляющим. Управляющий снова и снова обрушивался на Арафу с пощечинами, пока рука не устала. Тогда он закричал:
— Ты ходил в мой дом, а сам замышлял преступление против меня, сукин сын!
Со слезами на глазах Аватеф произнесла:
— Он приходил ко мне, только чтобы помириться!
Управляющий плюнул ей в лицо.
— Замолчи, негодяйка!
— Она не виновата. Она ни о чем не знала, — защитил ее Арафа.
— Она была твоей сообщницей, когда ты убил аль-Габаляуи, и в других твоих преступлениях. — Потом голос его прогремел: — Решил сбежать? Так я помогу тебе сбежать еще дальше, вон с этого света!
Он позвал людей, и они принесли мешки. Аватеф подтолкнули, она упала лицом вниз, ей тут же связали ноги, несмотря на ее истошные вопли, запихали в мешок и накрепко его завязали. Обезумев, Арафа
