– Ты фактически уничтожил меня, чтоб тебе пусто было! – закричал Сабир, схватив его за лацканы пиджака.
Все с тем же впечатляющим спокойствием мужчина произнес:
– Убирайся вон. Чтоб я больше тебя не видел. Прохвост, как и твоя мать. Я к тебе никакого отношения не имею. Ступай.
Он толкнул его, Сабир споткнулся и ударился головой о буфет.
…Проснулся, открыл глаза. Дышалось тяжело. Увидел унылую комнату при свете дня, проникавшем сквозь жалюзи. До него дошло, что на нем нет даже пижамы. Припомнилась во всех подробностях прошедшая ночь. Вздохнул с глубоким удовлетворением, но, вспомнив свой ужасный сон, снова впал в пессимизм.
6
Сны участились, вызывая у него беспокойство и раздражение. Пробуждение всегда сопровождалось чувством утомления и подавленности. Иногда ему казалось, что тишина душит мир. Часто эта тишина напоминала ему ту, что наступает в бурном море: волна растет и стягивается перед тем, как обрушиться в грохоте и пене. А во сне на него глядит лицо его отца, несмотря на то, что любовная страсть стала той осью, вокруг которой теперь вращалась вся его жизнь,– страсть, плавящаяся в объятиях мрака. Он ненавидит сны, потому что они возвращают его в тот период прошлого, который наделил его эпилепсией, едва не погубившей его. Преследовали воспоминания о болезни долгое время после того, как он излечился. Эпилепсия стала одной из причин его приверженности к грубому насилию, его необузданности, когда он защищал репутацию матери но принципу око за око. А борьба, которую он ведет во сне, изматывает его, вселяет чувство тоски и страха смерти. Если же в момент пробуждения из ближайшей мечети доносится голос муэдзина, тоска только усиливается…
Когда он вошел в отдел объявлений «Сфинкса», сотрудники газеты уставились на него с любопытством. Зато взгляд Ильхам буквально опьянил его. Это было прекраснее первых лучей восхода над Средиземным морем. Он тепло поздоровался с ней, как и положено друзьям.
– Что нового? – спросила она.
– Вот пришел продлить объявление. Правда, на сей раз долго колебался,– ответил он, не сводя глаз с ее лица.
– А что, нашли другие пути?
Сабир улыбнулся, но не стал говорить ей, что поиски Рахими для него отошли на второй план. Ихсан Тантави сказал ему:
– А у нас для вас сюрприз.
Он присел и спросил, в чем дело.
– Одна женщина интересовалась вами по телефону.
– Женщина?
– Спрашивала, что кроется за этим объявлением.
– Правда? А кто она?
– Не назвалась, ну а мы, естественно, не смогли удовлетворить ее любопытство.
– А не может такого быть, что она от Рахими звонила?
– Всякое может быть,– ответила Ильхам.
– А что всякое? Тантави засмеялся.
– Может, что-то и от вас зависящее.
Сабиру был приятен этот веселый, согревавший его душу допрос.
– Наверное, опять какая-нибудь шутница,– сказал он.– Однажды я уже оказался жертвой глупого розыгрыша.
И все-таки – вдруг эта женщина звонила от Рахими? Жена или вдова? А может, Керима – чисто из любопытства. Она искушенная женщина, которая так просто не поверит на слово. Настолько же умна, насколько опасна и сладостно– деспотична.
Он сидел в углу «Витр Куан» и вспоминал подробности своего странного сна. Пришла Ильхам и заняла свое место. Он заказал еду, и они обменялись приветливыми улыбками.
– Я вижу, вы сейчас не так оптимистично настроены относительно объявления,– сказала она.– Но так, наверно, и лучше.
Ничего ты не знаешь о том, что сбило мою уверенность.
– Лучше?
– Да. Эти поиски могут оказаться долгими.
– Послушайте, ну позвольте хоть разок заплатить за вас.
– Вы гость, а не я.
– Вы очень добры, госпожа Ильхам. А можно просто на «ты»?
– Ради Бога.
– Очень любезно с твоей стороны.
Они обедали, получая удовольствие от общения друг с другом. Правда, в ее голубых глазах он замечал порой сосредоточенность на какой-то посторонней мысли, разгадать которую не мог, но не расспрашивал,
