Ответа не было.
– Ма-ам! – позвала она еще громче.
Ничего.
Не раздеваясь, прошла в кухню, по комнатам, всюду включила свет. Инны не было и в помине. Накрытый нетронутый стол, неоткрытая бутылка шампанского, наполовину наряженная елка. И куда это она могла подеваться? Мака достала из кармана свой телефон, отыскала в записной книжке номер матери.
Длинные гудки. Неужели потащилась гулять одна, а на улице из-за грохота салютов не слышит звонков? Мака плюхнулась на диван в гостиной и включила телевизор. Придет, куда она денется!
К трем часам утра ее беспокойство было уже ничем не унять. К пяти оно превратилось в пытку. Наконец в прихожей послышался шорох – Инна вернулась. Мака уперлась руками в обе стены узкого коридора, загораживая проход матери в комнату.
– Где ты была?!
– Это мое дело.
– С какой это стати?! Пока еще у тебя есть…
– Пусти!
Инна обреченно посмотрела на собственного разъяренного ребенка и, обреченно вздохнув, попыталась протиснуться мимо дочери в свою комнату. Мака, оскорбленная тем, что мать не хочет даже поговорить, не пропускала, но вдруг руки ее обмякли – она услышала мужской аромат, исходящий от Инны. Такой знакомый и притягательный, что голова закружилась.
Инна тем временем прошла в комнату и обессиленно опустилась на диван перед мельтешащими на экране эстрадными лицами.
– С кем ты была?! – Сашка яростно сверкала глазами, щеки ее пылали красными пятнами.
– Неважно.
– Важно!
– С любимым человеком, – Инна посмотрела на дочь с досадой.
– Кто он?!
– Какая разница?
– Я хочу знать!
– Мало ли что ты хочешь.
– Да?! – Мака в бешенстве начала метаться по коридору, срывать с вешалки одежду, с корнем обрывая крючки, и разбрасывать куртки, шубы, пальто по прихожей.
Инна сидела, оцепеневшая, уставившись в телевизор.
– Отцу на меня насрать, – орала Мака не своим голосом, – он меня бросил! Тебе я не нужна! Зачем вы меня родили?! Ублюдки! Кто вас просил?!
Инна глубже вжалась в диван. Она знала, что это она давно всем мешает и никому не нужна.
– Я тебя ненавижу! – дочь снова захлебывалась от истерики. – Все из-за тебя! Из-за тебя! Никогда! Больше! Доста-а-а-ала!
Мака метнулась в свою комнату, снося и громя все на своем пути. Инна услышала грохот открываемого окна и, ощутив в сердце леденящий ужас, бросилась вслед за ней.
Когда она вбежала, Мака уже сидела на подоконнике, свесив ноги наружу. Еще секунда – и на глазах Инны она спрыгнула вниз.
– Сто-о-о-ой!
Инна подлетела к окну и высунулась по пояс наружу. Мака сидела на корточках на самом краю крыши поликлиники и смотрела на расчищенный дворниками асфальт.
– Полезешь за мной, спрыгну! – прокричала она.
– Ноги переломаешь, – Инна готова была выть от ужаса и держалась из последних сил, – или, не дай бог, позвоночник.
– Не важно, – рыдала Мака, – тебе на меня плевать! Я жить не хочу! Видеть тебя не могу!
– Не увидишь, – по щекам Инны крупным градом катились слезы, – только залезай обратно! Я помогу.
– Нет!
– Сашка, – она тряслась как осиновый лист, – пожалуйста!
– Нет!!! Пошла вон!
– Уйду, – Инна попятилась к двери, следя за нахохлившейся воробьиной фигуркой на краю крыши, – я уйду. Только обратно залезь!
Инна хлопнула дверью так, словно вышла из комнаты, а сама продолжала наблюдать за Сашкой из дальнего угла, в котором дочь сейчас не могла ее видеть. Мака просидела, опустив голову в колени, еще несколько минут. Потом с ненавистью оглянулась на распахнутое окно. Не увидев в нем матери, медленно поднялась и подошла ближе. Инна заметила ее руки, схватившиеся за подоконник, и неслышно выскользнула из комнаты.
Приложив ухо к двери, она слышала, как Сашка закрыла окно, все еще всхлипывая и рыдая, упала на свою скрипучую кровать и что-то обиженно, как маленький ребенок, забормотала, утешая сама себя.
Сашка вернулась, живая и невредимая. А теперь сама Инна должна уйти ради того, чтобы ненависть дочери не уничтожила их обоих. Собственная жизнь была ей безразлична – в ней ничего не осталось. Но дочь, которая по заслугам ненавидит мать и считает ее виновной во всем, хоть и не знает даже десятой доли правды, обязана жить!
Инна так и не смогла ни одной живой душе рассказать о том, как все вышло на самом деле. Тогда, в Симеизе, она стала причиной смерти не только Маши. Мать Конунга тоже умерла, так и не дождавшись рождения внучки. И Павел винил в этом только себя: Машеньку предал, мать довел до могилы.
После похорон Елены Андреевны Инна не видела Павла: в тот же день он посадил ее на поезд в Москву, а сам попрощался с миром. Инна хотела встретиться с ним, заваливала его письмами и до, и после того, как родилась Сашка. Целый год Конунг скрывался за стенами храма и молчал. Только спустя двенадцать месяцев впервые ответил. Инна получила короткую записку: «Я одержим дьяволом. Молюсь и прошу молиться братьев моих о том, чтобы проклятие не распространилось на вас. Береги себя и дочку. Да спасет вас Господь».
Но проклятие оказалось умнее бога, которому молился Конунг. И пришло время, когда остаться должен был только ОДИН.
Инна вернулась к себе в комнату. Вытащила чемодан, выкинула из него карты – смешно было до сих пор жить волшебными сказками и наивной мечтой. Рукописи стали ее спасением, способом пережить то, что она сама сотворила. Но теперь их время ушло.
Не обращая внимания на бумаги, разбросанные по письменному столу, смятые карты, схемы, записки, Инна трясущимися руками начала собирать вещи. Только самое нужное – одежду, документы, – ничего лишнего. Да и что, собственно, могла она забрать из этого дома? Только отчаяние и справедливую Сашкину ненависть!
Часть III
Глава 1
Старые часы в прихожей давно пробили полдень, а Мака все не могла проснуться. Открывала глаза, понимала, что подниматься с кровати лень, и снова погружалась в дрему. Спала и спала, словно хотела выспаться на всю оставшуюся жизнь.
В доме стояла зловещая тишина – казалось, что после новогодней ночи все жильцы вымерли, не выдержав собственного лихого разгула и пьянства.
Ближе к вечеру Мака, наконец, заставила себя сползти с кровати: ужасно хотелось есть. Странно, почему мать до сих пор ее не разбудила. Обычно, если ей случалось проваляться в постели до одиннадцати, Инна уже врывалась, обеспокоенная, и спрашивала: «Ребенок, ты не заболел?» Неужели обиделась?!
Конечно, в этот раз Мака перегнула палку: сейчас ей и самой было стыдно за вчерашний концерт. Как маленькая, приревновала маму к этому губошлепу Игорю. Но ведь Инна давно привыкла к выходкам дочери. За столько-то лет!
Девочка сползла с кровати и отправилась прямиком в кухню. Проходя мимо маминой комнаты, Мака прислушалась, но не уловила ни шороха, ни привычного стука клавиш. Пять часов вечера! Инна никогда не
